Армен Давтян. История. Праздник формирования культуры.
Первые стройки
Собственно, Еревана, как города имеющего некое своеобразие, в 40 годы, не существовало. Существовали с 20-30 годов заложенные архитектурные образы Таманяна (площадь Ленина). В послевоенное время стали появляться и другие образы — мосты «Киевский» и «Победа», которые строили военнопленные немцы и увольняющиеся в запас солдаты, монумент и парк Сталина, здание Оперного театра, проспект Сталина… Однако эти образы не переваривались национальным сознанием, воспринимались как командно-административная данность.
Находясь в начале своего изложения, я вынужден дать некоторое пояснение.
Дело в том, что ни в историческом прошлом, ни потом, в 50-80 годах, строительство не могло не быть для армянина частью его национального сознания. Архитектурные образы, судьба стройки, окружающее пространство — важные факты жизни, связанные с национальной самоидентификацией. Новаторский, отходящий от традиционного, образ светской площади Ленина, вызывал скрытое недовольство. Особенно сильно отложилась в памяти людей попытка поставить памятник Ленина в бронзе. После долгих дебатов решено было, вопреки воле скульптора, изготовить памятник из меди. Но в рассказах людей осталась некая «страшилка»: хотели, мол, у нас поставить памятник из бронзы! Представляете?!
Глухое неприятие непрошеных, неясных по функциональности строек привело к тому, что памятник Сталину (равно как и парк) стали называть «Монумент» (без указания имени Сталина), проспект Сталина — просто «Проспект», а площадь Ленина — просто «Площадь».
Вот снесли вполне функциональную баню с часами, построили рядом непонятную башню и на ней установили те часы. Прошло немного времени, и у часов почему-то заменили циферблат. Почему? Должны же люди иметь всему объяснение!
А, говорят, так было дело… Девушка, жившая напротив той башни, смотрела на часы и ждала времени свидания с любимым. А на минутной стрелке уселась ворона, стрелка под ее тяжестью замерла, и девушка опоздала на свидание. Хватилась, а уже поздно! Кинулась бедняжка к недостроенному еще мосту «Победа», чтобы с горя броситься с него в ущелье, но — догнал, вернул ее любимый, пришел на Площадь с ружьем и давай палить по засидевшейся на часах вороне! Вот циферблат и попортил — пришлось новый ставить…
Неизвестно, правда ли это, что от тех влюбленных так пострадали главные городские часы… Ворона эта увесистая вызывает сомнение. Да и не было, честно говоря, в Ереване никаких ворон… Но что люди горячие были, это точно. Не то что часы, и злополучный мост «Победа» мог от таких пострадать!
Увы, реальность обошлась с тем мостом суровее любой легенды: он обвалился во время строительства… Обвалился и второй большой ереванский мост — «Киевский»…
В те годы люди тайком вспоминали историю Николаевского моста. По легенде, посланный царем Николаем I инженер спроектировал и построил мост (кстати, архитектурно очень «армянский», что многие отмечали с удовольствием). По окончании строительства инженер встал с семьей под мостом, а по мосту проехала конница… Такое «мужское» поведение царского чиновника в народном сознании разительно отличалось от поведения тогдашнего Первого секретаря ЦК КП Армении, который, стремясь отчитаться к сроку, повелел лить очередной слой бетона поверх не подсохшего еще предыдущего слоя. В результате мост рухнул, погибло около 30 военнопленных, которым население сочувствовало. Причем, в немалой степени именно из-за того, что «немцы — хорошие строители». Точно так же рухнул и мост «Победа», погубив 6 солдат, из числа выполнявших «дембельский подряд» (работу, досрочное окончание которой означало скорейшее увольнение в запас).
Так город начал строиться — вопреки пониманию жителей, как-то в стороне от их жизненных потребностей. Но вскоре строительство стало важнейшей составляющей в культуре ереванцев. О чем писали в то время газеты? О стройках. В городе со спокойным климатом что заменяло жителям разговоры о погоде? Обсуждение строек. Поэтому даже со случайным знакомым можно было начать разговор с фразы: «Не знаете, когда собираются построить…» — театр, улицу, район…
Чем хороший руководитель отличался от плохого в глазах армянина-горожанина? Тем, что при нем город успешно строился. План Таманяна был известен всем, оставалось только ждать и наблюдать за набирающей темп стройкой, смело менявшей привычное расположение улиц и площадей…
Врезка: Фон проекта Таманяна
В основном облик Еревана определяли не отдельные парадные постройки, а одноэтажные каменные домишки армян, строившиеся вдоль коротких улиц, и глинобитные дома азербайджанцев, располагавшиеся, в основном бесформенными соседскими группами — «майлами» («подворьями», чаще так назывались азербайджанские поселения) и «таги» («околотки», чаще — армянские). Майлы и таги были армянским и азербайджанскими только по причине родственных связей, а не ввиду национальных противоречий. Майлы тоже формально считались улицами, причем по масштабу они были довольно большими.
Так, «улица» Мустафа Субхи тянулась от нынешнего начала пр. Саят-Нова через нынешнюю улицу Туманяна до летнего зала кинотеатра «Москва» (на месте которого была церковь Святого Петра V-VI вв.). Другая зона «майл» располагалась на пространстве от нынешней станции метро «Площадь Республики» до памятника Вардану Мамиконяну. Примерно посередине ее (на месте нынешнего Вернисажа) стояла высокая мечеть.
Еще одна серия азербайджанских жилищ тянулась от нынешнего зоопарка вдоль реки Гетар (собственно, река называлась по-азербайджански, Гедарь-Чай, «бродячая река»), мимо Университета, через улицу Кривую и до Шилачи (там, где теперь цирк).
В 30-х годах Гедар был настолько полноводным, что во время одного из разливов затопил дома до уровня вторых этажей, залив все одноэтажные дома от того места, где ныне Дом шахмат, до середины нынешнего проспекта Саят-Нова.
Старейшие и наиболее устойчивые армянские соседские поселения располагались действительными улицами: это, во первых, улица Абовяна (бывшая Астафьевская), несколько улиц, отходивших в разные стороны от центральной площади (точнее, от «бани с часами», что была на месте памятника Ленина). Исключение составляли Айгестан (рядом с ул. Чаренца), Антараин (высокий «берег» проспекта Баграмяна), Норк, Сари таг и Конд. Эти исключения и были собственно «тагами». В частности, ныне сохранивший свой облик Конд был значительно больше. Он тянулся от низкого «берега» проспекта Баграмяна до знаменитого «Рыбного магазина» в конце проспекта Маштоца. Располагался Конд вдоль ныне пересохшей реки, которую бесхитростно называли просто Гетак («речка»). Таким образом в Ереване соседствовали речки с похожими названиями — Гетак и Гедарь, но этимология их названий была различной. Позже, когда Гетака не стало, Гедарь переименовали в Гетар, как-бы «поближе» к армянским словам «гет» (река) и «ару» (канава, арык).
Наиболее «восточным» и «торговым» был район возле нынешней площади Шаумяна. В начале века там располагался рынок «Старый Гантар». Да и весь окружающий район состоял из торговых рядов с лавочками — от керосинных до шорных и продуктовых. Поблизости, на месте Детского парка исторически располагался «Золотой базар» (до революции там торговали, в частности, золотом) и даже караван-сарай. В 40-50-х на этом месте то разворачивался цирк-шапито, то выступали самодеятельные «кяндрбазы» (канатоходцы), то стоял деревянный цилиндр аттракциона «Мотогонки по вертикальной стене». А ряд частных лавок (превратившись в ряд магазинов) долго еще служил торговым центром, пока его не перевесил Центральный универмаг (в дальнейшем «Детский мир») в начале улицы Абовяна.
Район ныныешнего кинотеатра «Россия», цирка и Армэлектрозавода, носил название «Шилачи». Вдоль этой части реки Гетар селились люди одной профессии — красильщики. Район получил свое название от свойства их знаменитой «сильной» красной краски забивать почти любую старую краску («Шилачи» — «забиватель», «ослепитель»).
В другую сторону от «бани с часами» (по направлению от Площади к Проспекту) был довольно живой район «вечернего времяпровождения». До революции здесь были и турецкие бани, и публичный дом (ближе к кино «Пионер»), и клуб эмансипированных женщин под названием «Самовар» (примерно напротив нынешних авиакасс).
В 40-50 годы это был чисто жилой район со смешанным (армянским и азербайджанским) населением.
Большая же часть нынешнего Еревана представляла представляля обыкновенный сельский ладшафт. Некоторые районы, вошедшие уже в черту города, продолжали оставаться, по сути, селами. Не только такие «дальние» места, как Канакер или Чарбах! В некоторых местах город ограничивался левым берегом реки Гетар. За Гетаром, скажем, там, где стоит ныне памятник Вартану Мамиконяну, стояло одинокое здание «гжаноца» («сумасшедшего дома» ) и далее уже шли голые пустыри, к улице Нар-Доса уже примыкали сельские дома, сады и виноградники…
Строительный план Таманяна, осуществлявшийся с 20-х годов, сохранил, фактически, только одну из осей старого Еревана — улицу Астафьевскую. Странно было выбрано доминантное направление для большого города: с северо-востока на юго-запад.
Вся остальная геометрия подлежала полной перестройке, включая снос самых высоких зданий, узловых перекрестков и площадей. Осуществление плана шло медленно, было прервано войной и возобновилось после нее. Психологически, жители уже жили не в старом городе, а как бы внутри еще не реализованного до конца плана. Например, площадь Абовяна, расположенную в дальнем конце улицы Абовяна (той самой бывшей Астафьевской) называли (и называют до сих пор) «Плани глух» («Голова Плана»), имея в виду, что на чертежах Таманяна она располагалась на самом верху. Для ереванцев проект Таманяна значил больше, чем расположение стран света: никого не беспокоило, что в верхней части плана должен, по норме, быть все же север, а не северо-восток! Наоборот, этот выбор Таманяна был для них понятен и естественен: ведь в направлении на юго-восток сиял Арарат, и такое расположение оси города открывало вид на него со многих улиц!
Не было ничего важнее этой оси координат!
Жители стали спокойно относиться к тому, что вскоре среда их обитания изменится до неузнаваемости: они уже неплохо ориентировались в своем будущем городе.
Bookmarks