Results 1 to 7 of 7

Thread: David Yang - Ян Давид Евгеньевич

  1. #1

    Default David Yang - Ян Давид Евгеньевич



    FAQ Яну
    Что получится, если смешать китайское трудолюбие и армянский коммерческий гений в плавильном котле made in USSR

    Идеальный IT-предприниматель Давид Ян, известный на весь мир как отец электронного перевода, основатель и глава компании ABBYY, мечтает о собственном острове в Северном море, но пока тратит деньги только на бизнес, потому что так интересней и адреналин в крови повышается. Он любит бурные вечеринки и периодически сидит на разных диетах. Ян доказал: чтобы заработать миллион-другой и стать IT-гуру, совершенно не обязательно проживать в Силиконовой долине или дружить с рыжими наночиновниками.

    С Давидом Яном мы встречаемся в новом FAQ-Cafe. Он, как совладелец, сразу предложил осмотреть помещение, оставив на тарелке почти нетронутый ужин.
    — Этот ресторан у нас больше старого. Здесь у нас сцена будет для выступлений. В барную стойку, обратите внимание, мы замуровали бутылку коллекционного «Шато Марго» 1995 года, сегодня она 135 тысяч рублей стоит, между прочим. Рядом замурована культовая зеркалка «Зенит» с отснятой пленкой. А вот в этих ячейках с латунными табличками хранятся тапочки постоянных гостей, чтобы чувствовали себя как дома. Кстати, вы обязательно должны попробовать наш чизкейк, мы его из Нью-Йорка на самолете привозим, правда. Я их люблю, но уже давно не ем сладкого. В каждый период жизни пытаюсь себя в чем-то ограничивать, мне просто интересно. Я шесть лет не ел после шести вечера и до шести утра, не ел по средам и уже пару лет не ем мяса.
    — Вам это не кажется извращением?
    — Нет, это сознательная тренировка, самоограничение. Представьте, какое количество деловых ужинов у меня было и приемов. Я приходил — либо пил просто воду, а если не обедал, вечером ел помидоры. На свой день рождения, на Новый год я всем жарил мясо, но сам не ел.
    — И зачем вы так себя третируете?
    — Ограничивать себя как-то надо. Всегда хотелось понять, кто в доме хозяин. Мой старший сын меня тоже спрашивал. Я не смог ему объяснить. Позже он изложил мне свою теорию: человек должен тренировать свою волю, чтобы расширить зону жизненного комфорта. Представляете?! Я сказал, что запишу это за ним. Ну и, наверно, меня Америка напугала. Я испытал культурный шок. Ведь сколько нужно ходить по Москве, чтобы увидеть человека, который весит 250 килограмм! В Америке ты такого человека увидишь, сойдя с трапа самолета.
    Гастрономические тренировки не помешали Яну стать совладельцем еще шести ресторанов: ArteFAQ, «Сестры Гримм», «Август», DeFAQto, FAQtorial и «Сквот».
    — Последнее — абсолютно студенческое заведение. Там в основном собираются будущие дизайнеры и архитекторы, на стенах расклеены их работы. Можно принести и замуровать в стену свою зубную щетку, как сакральный символ дома.
    — А вы любите студентов?
    — Все ими были, — пожимает плечами Ян.

    Из общаги в клоповник

    Свою ресторанную деятельность Ян воспринимает как хобби. Это для души и развлечения. Основной бизнес — легендарная ABBYY, давшая миру электронные и бумажные словари Lingvo и систему распознавания текстовых документов FineReader. Компанию он создал на четвертом курсе института, в период, когда одни студенты пытаются определиться, чем заниматься, куда податься, а другие мечтают быстро сколотить состояние, а еще лучше за один день превратиться в миллионеров. Он — из последних.
    — Это было время неограниченных возможностей, как мне казалось: 89-й год, кооперативы. Студенты наши тогда ездили в Приморье на заработки, получали по пятьсот рублей — нереальные деньги. А мы с Сашей (Александр Москалев, сооснователь компании. — «РР») решили десять тысяч заработать. На современные деньги это миллион рублей. Представьте, что эти деньги означали для студента со стипендией пятьдесят пять рублей. Это больше стоимости автомобиля. Отец мой, завлаб, доктор наук, тогда четыреста рублей в месяц зарабатывал, это — половина его годовой зарплаты.
    Первый миллион студенты хотели выручить от продажи своих электронных словарей. Но, как известно, хочешь рассмешить бога — расскажи ему о своих планах.
    — В итоге мы получили на руки только две тысячи сто рублей.
    — Расстроились?
    — Нет, почему? Наоборот. Это тоже были большие деньги, которые доказали, что наш продукт нужен людям. Правда, нам пришлось их отдать. Чтобы заработать, мы одолжили три тысячи. Когда занимали, была только идея и ничего больше. Тяжело было.
    — Как же вы их получили, студенты?
    — Сами удивляемся. Это был центр научно-технического творчества молодежи, сейчас бы его назвали бизнес-инкубатором. Они послушали, что мы хотим сделать словарь-переводчик, спросили, что с этого получат. Мы предложили 50% от годовых продаж — примерно пять тысяч рублей, по нашим представлениям. В итоге мы еще остались должны.
    — Продажи не пошли?
    — Смогли продать только пятнадцати компаниям, а в плане было сто. Выяснилось, что программа пиратским способом распространяется с бешеной скоростью. Куда мы ни звонили, в каждом втором месте нам отвечали, что у них уже есть Lingvo: «И не приставайте к нам, не говорите, что вы его разработали». Все, кому надо было, скопировали.
    — А те пятнадцать не знали, что можно не покупать?
    — Может, просто сжалились над нами. Первые покупатели были директорами НИИ, они тратили не свои деньги, а государственные. В общем, за первый год мы вернули все свои долги. Тогда мы с Сашей первый раз заработали по семьсот рублей — пачка такая толстая была, внушительная.
    — Удалось насладиться триумфом?
    — Относительно. После этого мы с моей первой женой переехали из общаги в однокомнатную квартиру. Клоповник был жуткий — моя первая съемная квартира. И я уже иногда мог ездить на такси. Джинсы себе купил, по-моему.
    — А компьютер?
    — Ну, он гораздо дороже стоил, мы на институтских все делали, по ночам, а днем подрабатывали и учились. Это потом у нас уже были компьютеры, когда мы стали продавать не только словари, но и системы распознавания. У нас появились наемные сотрудники. Тогда уже надо было арендовать офис, зарплату каждый месяц платить. Мы поняли: останавливаться бессмысленно, грешно, неправильно.
    — Неужели вы действительно тогда думали о том, что ваша программа нужна людям? Сколько вам тогда было лет?
    — Двадцать один. Ну, не то чтобы я думал про человечество, просто мы видели людей, которые, даже пусть нелегально, копировали ее, она была им необходима.
    — А те семьсот рублей — когда вы их получили, вы были счастливы?
    Он пожимает плечами, молчит.
    — Это как с экзаменами. Когда сдаешь, даже если на пятерку, потом испытываешь депрессию. Приходишь, садишься и думаешь: «Ну почему так? Вроде все сдал, а чувствую полное опустошение».
    — У вас была депрессия из-за денег?
    — Не совсем, но я и не прыгал от радости. Испытал определенную гордость: пришел, картинно достал эти пачки денег из портфеля и положил на кровать. Я очень гордился, но в какой-то момент осознал, что все только начинается.
    В перерывах между лекциями, семинарами, экзаменами и попытками продать словарь Ян, как прилежный студент, выполнял все must do университетского бытия: грамотно чередовал бессонные дни и ночи над учебниками с бессонными ночами на вечеринках.
    — У нас была насыщенная жизнь, и пьянки туда входили, понятное дело. На эту тему анекдот даже есть.
    — Какой?
    — Во времена Капицы и Ландау наш вуз создавался как место, где разрабатывалась советская ракетная и атомная техника. Американцев это заинтересовало, они засылают студента, он возвращается — не приняли. Отправляют второго, тот поступает, но через месяц возвращается, говорит: «Все учатся и ночами не спят, я так не могу». Отправляют третьего, но и он возвращается со словами: «Столько водки пить не могу». Послали еще одного, который и водку пьет, и ночами не спит, и учится хорошо. Через полгода тоже возвращается: «Все хорошо, но экзамен по английскому завалил».
    — А вы тоже водку пили?
    — Я знаю мало людей с физтеха, которые в те времена не могли бутылку водки выпить. Я специально рекорды не ставил, но тогда тоже мог, даже две. Глупые мы были.
    — А девушки у вас симпатичные там были?
    — Физтешки? О!.. М-м-м… ну как вам сказать? Мы их очень любили. Скажем так, не все победили бы на конкурсе «Мисс мира», но они пользовались огромной популярностью, гораздо большей, чем красавицы из Института культуры. Физтешки были с физтехами одной крови! Главная проблема была в другом: у нас на курсе из девяноста шести человек шесть девушек было.
    Эту проблему студенты решали системно. По словам Яна, в институте была специальная бригада, которая вербовала девушек для дискотек из других вузов.
    — Но их задача была не только уговорить девушек в субботу вечером сесть в метро, доехать до «Новослободской», оттуда на автобусе до Савеловского вокзала, потом на электричке и еще пятнадцать минут по лесу пешком до общежития. Они еще и билеты должны были им продать.
    — А вы не скучаете по своим студенческим временам?
    — Конечно, скучаю! Потрясающие годы, никогда их не забуду. Сейчас я вхожу в наблюдательный совет института. Часто общаюсь со студентами. Это были веселые времена, мы все успевали: и на дискотеки ходить, и учиться. Физтех изменил не только мое понимание, но и представления еще тысячи выпускников о том, как надо жить, как работать, учиться и чего достигать.

    Ян, go home

    После окончания института — с 1991-го примерно по 2003 год — Ян наращивал капитал и расширял географию присутствия ABBYY в мире. Компания выпустила новую версию электронного словаря, начались продажи программ за рубежом. В это время удалось открыть офисы в Европе, в частности в Великобритании, в США, в Силиконовой долине. Появился еще один продукт ABBYY — FineReader (1993), система оптического распознавания документов. По словам Яна, сейчас эта программа установлена в половине всех сканеров и МФУ (многофункциональных устройств) в мире. Он написал и защитил диссертацию, развелся и снова женился и готовился вместе со своим старым другом Георгием Пачиковым запустить в Америке проект Cybiko. Его стали узнавать на улицах, а у самого бизнесмена начались галлюцинации. И — да! — он съехал из жуткой съемной однушки, купил себе квартиру. Об этом периоде жизни Яна написан не один десяток статей.
    — Сейчас я больше времени на даче провожу, с семьей, а вот в те годы — 99-й, 2001-й, 2003-й — это были тусовки, вечеринки по семьдесят человек с сауной. Собственно, FAQ-Café с этого и началось (клуб открылся в 2004-м. — «РР»). Это все происходило в нашей не очень большой квартире, на семидесяти четырех квадратных метрах. Но там еще и сауна была, я сам проектировал, мне на заказ делали.
    — А зачем вам сауна в квартире?
    — Зачем? Прикольно, — хитро улыбается он. — Если семьдесят человек в квартире собирались, то получалось на каждого по одному квадратному метру, включая туалет. Было занято все и всегда. Мы устраивали джазовые вечеринки: маленькая сцена, десять человек сидят на полу, еще тридцать на головах друг у друга.
    — Это все, конечно, прекрасно, но если сауна — значит, должен быть разврат?
    — Скажем так, разврата особого не было, были боди-арт-вечеринки. Потом они стали проходить в FAQ-Café, в «Сквоте». А возникли они спонтанно: я как-то привез из Америки светящиеся краски, и мы с моей хорошей знакомой Татой Халевиной поставили перформанс — коммуникативный проект «Шесть чувств». Незнакомые друг с другом четыре девушки и четыре молодых человека из зала должны были познакомиться в течение пяти эпизодов, в каждом используя только какое-нибудь одно человеческое чувство. Последний — осязание: в полной темноте мужчины должны были дотрагиваться до девушек, и в том месте, где они дотрагивались, оставалась светящаяся краска. В конце концов девушки начинали светиться. Все проходило в темноте, горела одна лишь ультрафиолетовая лампа. В комнате были камеры, и происходящее транслировалось онлайн, а в соседней комнате сидели мы и все это смотрели.
    Но Ян, как и в институте, не забывал про бизнес даже во время волнующих перформансов.
    — И тогда же вы запускали Cybiko?
    — Cybiko мы придумали раньше, в 98-м году. Это была такая коробочка с антенной и клавиатурой, куда молодой человек мог ввести информацию о себе — возраст, пол, интересы — и то же самое о девушке своей мечты. Прибор сканировал все ближайшие устройства, чтобы найти подходящую пару. Когда он или она появлялись в радиусе ста пятидесяти метров, коробочка начинала вибрировать, а на экране появлялись сердечки. А дальше можно было чатиться с предполагаемым объектом обожания. Интрига в том, что ты знаешь, что она рядом, но не имеешь ни малейшего представления, кто она. В аэропортах, школах, кино, шопинг-молах подростки искали друг друга с Cybiko. Стоил он всего сто двадцать девять долларов. Мы за первые четыре месяца продали четверть миллиона экземпляров. В Америке нас стали узнавать на улицах.
    Этот проект Яну дался нелегко. С момента возникновения идеи до появления реального гаджета прошло всего шесть месяцев. По телевизору говорили, что русские управляют американскими подростками.
    — Я спал по два часа, и у меня реально уже начинались галлюцинации.
    — А что потом?
    — Кризис NASDAQ, 11 сентября, и мы реорганизовали компанию.
    — Сколько вам тогда было лет?
    — Чуть больше тридцати.
    Оставаться в Штатах Ян не захотел: говорит, что друзей в Америке у него мало, да и неуютно он себя чувствует в стране высоких технологий.
    — Я там три года жил вместе с моей второй женой, пока все это происходило, мой старший сын там какое-то время учился. Но всю жизнь прожить в Америке я не смог бы. Это другая, чуждая мне культура, мне очень сложно понять моих друзей, однокурсников, которые там живут. Приезжая в тот же Нью-Йорк, Бостон или на Западное побережье, встречаюсь со всеми, мы куда-то ходим, но как-то все там по-другому. В России я чувствую себя гораздо свободней, если честно.
    — Вы такой успешный, все у вас всегда получается. А вы когда-нибудь теряли деньги, тратили их зря? Вообще ошибались?
    — На заре всего этого дела один мой знакомый уговорил меня купить десять тысяч иллюстрированных альбомов Раджа Капура, оставшихся с советских времен. Они пару лет лежали у нас в офисе, в конце концов мы подарили все это индийскому посольству и получили за это грамоту. Не то чтобы это был серьезный бизнес-проект, и денег немного, но я понял, что не стоит заниматься тем, чего ты в принципе не умеешь и не знаешь.
    — Милая история, но на серьезную финансовую неудачу не тянет…
    — Из серьезных проектов, где я и мои партнеры-инвесторы потеряли деньги, — это, конечно, Cybiko. Но, если кто помнит, 2000 год в США — крах NASDAQ, 2001 год — трагедия 11 сентября, сотни тысяч безработных, выход из бизнеса крупнейших федеральных розничных сетей… Компания Palm — наладонник Palm Pilot — на грани банкротства и т.п. Непростое было время. Была ли идея Cybiko ошибкой? Уверен, что нет. Фактически это была первая в мире попытка реализации социальной сети с привязкой к местности. Только сейчас, спустя десять лет, появляются проекты типа foursquare.com, buzzed, loopd, yelp, AlterGeo и еще много аналогичных социальных сетей с привязкой к местности. А я все эти годы говорил: пусть мы потеряли деньги, но location based social networks обязательно появятся. Ну, разведка боем… Отрицательный результат эксперимента тоже результат.

    Цена свободы

    После американских свершений Давид Ян вернулся в Россию, уверенный, что условия для бизнеса здесь не хуже, чем в Штатах. Нет, он не страдает сентиментальностью и не наивен. Он расчетлив, прагматичен, у него почти нет провальных проектов. Он как мифический царь Мидас — к чему ни прикоснется, все превращается в золото. За последние годы Ян открыл несколько ресторанов, создал проект для софтверной поддержки этого бизнеса и превратился в гуру отечественной IT-индустрии, хотя, по его признанию, совсем не стремился к такой славе. Он вообще человек скромный.
    — Хорошо, вот вы говорили, что когда-то для вас семьсот рублей были целым состоянием, а какими цифрами вы оперируете сейчас, что для вас состояние?
    — Мы по распознаванию текста вторые в мире, если смотреть на обороты. Первые — бывшее подразделение компании Xerox с оборотом около миллиарда долларов. Вот к этой цифре мы сейчас стремимся.
    — То есть теперь для вас состояние-мечта — это миллиард?
    — Нет, для меня интересна лишь та сумма, которая мне поможет создать какой-то проект. Последний — его мы делаем вместе с Максимом Нальским и «Тройкой Диалог» — компания iiko, автоматизация ресторанного бизнеса. Когда мы ее основывали в 2005 году, думали, что миллиона долларов хватит: сложимся по пятьсот тысяч — и все будет отлично. Естественно, это не так. И сейчас объем инвестиций в компанию iiko приближается к десяти миллионам долларов.
    — Десять миллионов — это много или мало?
    — Совсем немного.
    — А в бизнесе для вас главное…
    — Мне важна команда. Достаточно много проектов в последние годы стартовало, я не являюсь ни в одном единоличным акционером. Ведь 70% успеха бизнеса — это команда, 5% — технологии и 25% — идея. И не я это придумал. А инвестировать в проект в одиночку — это...
    — Страшно?
    — Как раз наоборот. С точки зрения рисков абсолютно нет. Если проект не состоится, я один буду краснеть, а точнее не буду. Если я привлекаю друга, партнера в проект, делаю это лично, то он уже доверяет моему мнению. Конечно, я могу сказать: «Ты инвестируешь, поэтому сам все проверь». Понятно, есть риск, что ничего не получится, и все равно, если я человека звал, на мне будет клеймо. И в каком-то смысле я буду испытывать… м-м-м-м... некоторый дискомфорт.
    — Стыдно будет?
    — Вроде того.
    — И все же вы привлекаете других людей в бизнес?
    — Да, меня интересуют не столько их деньги, сколько их присутствие в проекте. Когда мы стартовали с ArteFAQ, я привлек таких людей, как Саша Гаврилов, Саша Тюнников, мой брат Артур Ян. И кроме денег они привнесли себя, свои идеи, связи, знакомых. Или проект iiko, в который помимо «Тройки Диалог» вошел еще и Венчурный фонд Республики Татарстан. Естественно, что не только деньги мы получили после прихода этих инвесторов. Все это создает value added, добавленную стоимость.
    — Татарстан? Странно...
    — Вы что, это очень инновационная республика: там электронное правительство, министры экономики, финансов, информатики — все очень молодые ребята, продвинутые. В центре Казани стоит технологический бизнес-парк на тридцать тысяч квадратных метров, года два назад его построили, сейчас он заполняется компаниями. У нас тоже такое возможно, просто территория больше.

    Пропущенные уроки

    Безбашенные вечеринки давно в прошлом, теперь Ян веселится по-другому, с шестизначными цифрами. Сегодня тридцать миллионов человек выбирают программные продукты, созданные компанией Яна. Об этом он говорит постоянно. Вопрос, сколько он на этом заработал, для него вторичен, хотя многие этому не верят. И каждый раз он пытается доказать, что деньги для него и бизнеса не цель, а лишь средство, а ему самому для счастья вообще мало нужно. Может быть, это и так, вопрос лишь — с чем сравнивать: у каждого свое «мало».
    — Гай Кавасаки из Apple в своей книжке пишет, что предпринимателя, который создает бизнес на долгие времена, заводит сознание, что он изменяет мир. Он говорит парадоксальную вещь: если компания стартует с единственной целью заработать денег, меньше вероятность того, что она станет великой компанией. А если она ставит цель изменить мир к лучшему, он уверен, что рано или поздно ее ждет успех.
    — Вы правда думаете, что большинство создателей глобальных компаний, когда начинали, реально хотели изменить мир? Не слишком смахивает на пафос успешного бизнесмена в годах, который пишет книжку из серии My way?
    — Я слышал это от очень многих людей. Хотя, например, Полонский думает иначе: как-то довелось слышать его выступление, и мне показалось, что он считает главной целью бизнеса заработать деньги. Так мне показалось, но я могу ошибаться. А мы считаем, что первичная цель бизнеса — сделать жизнь людей лучше, а прибыль — это следствие ее достижения. Но без гениальной команды, без моих партнеров Сергея Андреева, Кости Анисимовича, Вадима Терещенко, Арама Пахчаняна и других не было бы компании ABBYY и не было бы тридцати миллионов пользователей в ста тридцати странах мира.
    — А вы считаете себя гением?
    — Нет, я… я думаю, что я талантливый, — улыбается Ян. — Без ложной скромности.
    — Вы — олигарх?
    — Нет, и не хочу. Я не рисуюсь, когда говорю, что получаю удовлетворение от того, что я делаю то, что приносит пользу и улучшает качество жизни. У нас сеть образовательных проектов, которые не приносят денег. Мы вкладываем миллионы долларов в школу в Ереване. Я пытаюсь помогать физтеху, и это приносит мне удовольствие неменьшее. Ведь деньги — это вопрос чисто технический, они появляются, и ты снова их вкладываешь в новый проект. Это — кровь, но это не тело и пот бизнеса. Если количество денег, которое у меня есть, позволяет реализовывать проекты, этого достаточно.
    — А если говорить не о проектах, а о вас лично. Что нужно Давиду Яну?
    — Утром и вечером просыпаться и засыпать с любимым человеком. С Аленой мы живем вместе уже двадцать лет и за эти годы поссорились всего один раз, а помирились, наверное, через пару часов. Это человек, который является частью меня самого. Она — сооснователь компании ABBYY, помогала мне во всех остальных моих проектах. Ну, что еще? Шопинг-терапия? Вы знаете, мне кажется, я какой-то момент в жизни пропустил. Тот самый момент удовольствия от того, что можно купить что-нибудь… Этот урок остался невыученным. Я реально не получаю какого-то сексуального удовольствия от покупки машины: я ее поменял, потому что она стала ломаться, и мне проще было купить новую, потому что на это ушло меньше времени, чем на починку старой. Наверно, когда я реализую все свои задумки, у меня есть wish list. Но мне прикольнее сейчас тратить их на бизнес.
    — Может, вы перестанете скромничать и скажете наконец, что купите остров и превратитесь в сибарита?
    — Остров хочу, да. У моего друга есть один в Северном море, небольшой такой, его можно обойти за сорок минут. Там нет ни одного дерева, стоят двадцать домиков прошлого века, оставшиеся от рыбацкой деревни. Приезжаешь, а там вообще никого нет, вот совсем… И он устраивает вечеринки, похожие на те, что я раньше делал у себя на Красных Воротах, только дня на три и всего на 25–30 человек. И все это приурочено к началу сезона охоты на лобстеров.
    — Любите охоту на лобстеров?
    — О, это потрясающее действо! Представьте, выходят яхты в море в пять утра, держат клетки-ловушки, и все смотрят на часы, ждут шести. Северное море, вообще никого нет, соседнюю яхту можно увидеть только в бинокль. Ровно в шесть утра пикает радио, это означает, что сезон охоты официально открыт. Все синхронно опускают клетки, выпивают шампанского и приходят за ними уже на следующий день.
    — Вы с таким удовольствием про это рассказываете — вам же нравятся такие вещи, а прибеднялись.
    — Идей, куда потратить деньги, много. Тем более что остров в Северном море не стоит каких-то фантастических денег, там этих островов тысячи. Но пока у меня есть интересные проекты, так что трачу на бизнес. Есть просто фантастические, от которых у меня адреналин зашкаливает, но я не могу рассказать какие. К примеру, технология, которой мы уже лет десять занимаемся, инвестировали в нее наверно миллионов восемьдесят долларов. Она связана с семантикой и прикладной лингвистикой.
    — И продолжаете инвестировать?
    — Да, порядка десяти миллионов долларов в год нам все это обходится. И мы по-прежнему твердо верим в успех. Мы уже на финишной прямой, через полтора года мы будем запускать ее уже как коммерческий проект.
    — А сколько раз всего вы были женаты?
    — Всего два раза. От первого брака сын, ему двадцать лет, а с Аленой у нас дочка и сын.
    — Я все хотела спросить: вот у вас отец китаец, а отчество у вас Евгеньевич, почему?
    — Потому что его зовут Евгений Андреевич. Он профессор, взял себе второе имя, чтобы проще было работать. А его китайское имя Ян Чи.
    — А у вас есть родственники в Китае?
    — Да, довольно много, всех и не знаю. У меня бабушка в Шанхае жила, я к ней ездил, но мы не понимали друг друга, общались на разных языках. Она по утрам делала гимнастику с мечом. Серьезная бабушка.
    — Вот вам сорок два года — скажите, вы чувствуете себя на свой возраст?
    — Не очень.
    — А сколько вам по ощущениям?
    — Лет двадцать пять…м-м-м… с половиной.

    Татьяна Филимонова
    Last edited by KRSD; 12-07-2010 at 10:36 AM.

  2. #2

    Default Re: David Yang - Ян Давид Евгеньевич

    Беседа на НТВ




  3. #3

    Default Re: David Yang - Ян Давид Евгеньевич




  4. #4

    Default Re: David Yang - Ян Давид Евгеньевич


  5. #5

    Default Re: David Yang - Ян Давид Евгеньевич

    Передача "Бизнес-секреты с Олегом Тиньковым"
    Беседа с Давидом Ян

    http://rutube.ru/tracks/3397638.html...3f575446407ad7

  6. #6

    Default Re: David Yang - Ян Давид Евгеньевич

    Давид Ян в передаче "Хочу быть". Телеканал "Успех".

    http://rutube.ru/tracks/3824064.html...39fd8c47fe73db

  7. #7

    Default Re: David Yang - Ян Давид Евгеньевич

    Очередное интервью с героем темы.
    Что-то наверное повторяется, но тем не менее представим его в теме.
    (DZ) Давид Ян: «Я думаю, что люди, которые толкают науку и бизнес вперёд, в определённой степени безумны»

    Дорогие друзья, данным материалом мы хотим открыть на «Компьютерре» серию бесед Дмитрия Завалишина (известного разработчика, старинного друга «Компьютерры» и просто DZ) с известными, успешными и интересными разработчиками России. Именно бесед, а не интервью. Первый собеседник — Давид Ян.
    Дмитрий Завалишин. В последнее время меня не покидает ощущение, что большинство молодых людей в России (и я говорю в первую очередь о программистах и «стартаперах») смотрят на все окружающие их вещи как на некое благо, которое было даровано богами Америки — Google, Apple, Microsoft… Кажется, эти компании занимаются «магией», которая выше нашего понимания; а всё, что можем мы, — это просто пользоваться результатами «волшебства» — купить планшет или новую версию лицензионного ПО. Между «я» и тем, «что вокруг меня», появилась огромная дистанция. Нам сложно поверить, что такие вещи, как поисковик Google или новое поколение смартфонов от Apple, сделаны такими же, как и мы, людьми — талантливыми разработчиками, которые хотели изменить мир к лучшему и трудились не покладая рук.
    Книги о Стиве Джобсе, конечно, замечательно популяризируют технологическое предпринимательство. Но все же Джобс остается богом — а не студентом, бросившим занятия в Калифорнийском университете в Беркли, чтобы со своим новым коллегой из Hewlett-Packard сделать персональный компьютер и выйти конкурировать с известнейшими софтверными разработчиками.
    Возможно, незнание «человеческих» историй основателей крупных ИТ-компаний приводит к тому, что стартапы запускают люди, которые лет двадцать программировали в небольшой фирме и вдруг внезапно осознали себя бизнесменами. Конечно, из таких историй ничего по-настоящему прорывного не вырастет…
    Давид, а ты ведь изначально растил ABBYY Lingvo как бизнес — купил один из самых полных на тот момент словарей, отдал основную разработку на аутсорс…
    Давид Ян. На самом деле программированием я тоже чуть-чуть занимался. (Смеется.) Это была наша первая в ABBYY программа для внутренней автоматизации на Paradox. Ещё я написал теговую спецификацию к словарю (впоследствии она стала основой нашего языка для разметки словарных статей — DSL, Dictionary Specification Language). Но в целом ты прав, я в разработку никогда не лез. Но аутсорсом разработку Lingvo назвать нельзя ни в коем случае. Это было партнерство — одна компания, одна команда. Мы сразу условились, что моя задача – это нахождение денег, клиентов и подрядчиков по словарным базам, а задачей Александра Москалёва было написать собственно программу, и качество Lingvo — это стопроцентно его заслуга. В более поздних версиях Lingvo и FineReader я участвовал в разработке интерфейсной части, старался смотреть на продукт глазами пользователя. Внутри разработческой компании должны быть люди, которые находятся на стороне клиента больше, чем на стороне разработчика: это важный фактор успешности бизнеса.

    Программисты в стартапах берут на себя роль менеджеров, наверное, от неизбежности: хороших управленцев мало, а руководить жизнью бизнеса все-таки кому-то нужно. (Хотя кто тогда будет программировать? :-) ) Но в нашем случае всё было несколько иначе. Мне сразу стало понятно, что программированием должен заниматься человек, который это умеет делать лучше меня.

    Вначале мы с Сашей хотели просто заработать по пять тысяч рублей на переводе бумажного словаря в электронную форму — и, довольные (при стипендии в 55 рублей такие деньги казались огромными), разойтись. Но оказалось, что даже вдвоем реализовать этот проект крайне сложно. Нужно было не только разработать собственно программу для ПК, но также найти финансирование под создание контента, а затем — людей, которые подготовят этот самый электронный контент по нашей спецификации, исправить все ошибки, выпустить документацию, упаковку… и в конце концов кому-то этот контент продать. Про реализацию такого проекта в одиночку не могло быть и речи… Повторю, даже вдвоём это было предельно сложно. Сегодня я не очень понимаю, как нам удалось всё это сделать за девять месяцев :-).
    Д. З. Получается, ваша логика была такая: «Это неподъёмно — значит, мы нанимаем много людей, а я разработкой продукта сам детально не занимаюсь»?
    Д. Я. Это сегодня в ABBYY работает 2 000 человек и офисы в 14 странах… А в 1989 году «много людей» — это Саша Москалёв и я. Саша один в первые полтора года заменял десятерых: аналитика, интерфейс-дизайнера, графического дизайнера, архитектора, инженеров по базе данных, оболочке, резидентной программе, инсталятору, системе защиты, тестера, выпускающего QA инженера и пр.
    Мы понимали, что нужно писать резидентную программу, которая позволила бы сделать словарь, «всплывающий» поверх окон Word или Excel и показывающий на экране перевод. TSR-программирование, надо сказать, тогда казалось чем-то фантастичным: эта техника толком нигде не была описана, книжек о ней почти не было (помню, первые из них появились в Доме научно-технической книги на Ленинском проспекте), знания передавались фактически из уст в уста.
    Когда я спросил у Саши, может ли он написать резидентно сидящую в памяти ПК программу, он сказал только: «Я кое-что об этом знаю» — и вспомнил одного своего знакомого, который вроде бы умел «что-то такое» делать. Саша решил попробовать — и за месяц ему удалось только понять, как перехватить клавиатурное прерывание и что-то показать на экране. Но он был непоколебим — и через год резидентная программа-перехватчик стала занимать 3 кб памяти и адекватно работать. Самая первая её версия весила 35–40 кб: это было «впритык»; а потом Саша написал «стартёр», который в процессе прерывания выгружал часть памяти, загружал себя, обрабатывал — затем снова выгружал — и всё продолжало работать. Вот с такими задачами нам приходилось бороться, так как MS-DOS была однозадачной операционной системой…

    Д. З. Резидентное программирование всегда было «на грани фола»: формально ведь этим заниматься было нельзя, по спецификациям MS DOS это было запрещено. Только некоторые инструменты внутри операционной системы позволяли резидентным программам переключать на себя обработку прерываний — и эти механизмы не были нигде задокументированы, их опытным путём обнаруживали отдельные люди. Я лично хорошо помню, что мы, наблюдая за работой таких «гуру», часто слышали просьбу: «А теперь, пожалуйста, отвернитесь». Всё было именно на таком уровне неизвестности. И достичь того, чтобы резидентные программы работали «без запинки», было действительно чем-то из области фантастики.
    Д. Я. Сейчас мы продолжаем заниматься «магией» — только теперь в иной плоскости. Теперь эта «ворожба» посвящена поиску способов вычленить факты из естественного языка.
    Д. З. Есть мнение, что такой подход, как «интерлингва» (вычленение смысла из фразы на одном языке, а затем перевод этой мысли на другой язык), в принципе неправилен. Как относиться к таким суждениям? Я знаю много людей, которые идеально владеют двумя иностранными языками (или языками программирования): они используют именно технику интерлингвистики. Но ведь семантика — это всегда сумма коммуникации в данный момент и коммуникативного опыта. А у программы такого опыта нет…
    Д. Я. В разных культурах существует большая часть пересекающихся языково независимых понятий, которые укладываются в определённую иерархию. Существует множество академических исследований и проектов по этому поводу, а коммерческих попыток свести все понятия языка к универсальному дереву понятий и использовать его совместно с синтаксисом языка и статистикой не было.
    В иерархии заложены характеристики, объекты, концепции, действия между объектами. Чтобы соединить все эти понятия в иерархию, в ней должны быть как древесные связи, так и недревесные. И вот, выявляя закономерности, мы приходим к той точке, где иерархия заканчивается как языково независимая структура — и продолжает детализироваться на уровне зависимых от специфики отдельных языков единиц.

    Фактически это иерархия с собранными в ней сущностями, между которыми есть отношения близости. Одни из них — родительские, другие — дочерние; это деление образует основную структуру. Если наполнить основную «ёлку» иерархии массой существующих в языке семантических классов, то любой новый класс сможет занять чёткое место в этой системе. Качество «пристраивания» нового элемента при этом определяется минимумом новых связей, которые будут необходимы, чтобы покрыть все возможности применения этого концепта в реальном мире. Скажем, для концепта «зрелость» соседствующими элементами будут «зрелый»/«незрелый», «зелёный»/«перезрелый», «гнилой» и так далее.

    То есть в системе заложены главным образом связи между понятиями смысловой близости. Кстати, в нашей команде работают люди, мыслящие на нескольких языках; с ними мы пытаемся анализировать параллельные тексты. При этом мы стараемся вычленить из этой естественной формы языка все наблюдаемые семантические классы, отнести наиболее конкретные из них на более низкие уровни, более общие — на верхние ступени иерархии. Например, семантический класс «средство передвижения» расположен выше классов «наземный транспорт», «воздушный транспорт» и «другой транспорт». Конечно, выстраивание таких цепочек — творческий процесс. Скажем, есть множество возможностей для встраивания в иерархию омонимов: «тополь» — это ведь и растение, и средство вооружения. Собственно говоря, из-за большого числа значений каждого слова в системе семантических категорий так много горизонтальных связей.
    Для того чтобы верифицировать семантическое и синтаксическое описание, мы используем статистику. Статистика собирается по моно- и двуязычным корпусам. Именно статистические данные позволяют выстроить наиболее логичную, лаконичную структуру — естественно, снова с огромным количеством дополнительных связей между объектами и большим числом «допустим».
    В целом работа системы включает ряд сложных этапов: лексико-морфологический анализ, грубый и точные синтаксический анализ, семантический анализ, синтаксический синтез, синтез линейного порядка и, наконец, морфологический синтез. Не буду вдаваться в подробности, и без того очевидно, что задача очень сложная — и именно потому очень многие считают интерлингвистические подходы невозможными…

    Д. З. Но ведь это — как спор математиков и инженеров: первым решение кажется всегда недостижимым, вторые — уверены, что найдут реальное решение, которое выполнит задачу на 99%.
    Д. Я. В прикладной лингвистике действительно много «подводных камней». Например, появляются новые семантические концепты; то, какими они будут, никогда нельзя предсказать. Скажем, концепт «социальная сеть»: раньше только на каком-то высочайшем уровне абстракции его можно было сопоставить с концептом «средство общения», сегодня же в этом сочетании — вполне конкретный смысл.
    Мы уверены, что, обработав таким способом критическое число параллельных текстов на двух языках, мы «устаканим» иерархии. Сейчас над этим работает команда из трёхсот человек; в общей сложности в такой масштабный проект компания ABBYY вложила уже более $70 млн.
    Д. З. ABBYY развивает бизнес в двух направлениях — распознавание документов и перевод текстов. Смерть рынка OCR — наверное, вопрос 5–10 лет, а на глобальном рынке услуг перевода и лингвистических технологий вас ждёт Google. Нет ощущения, что впереди у ABBYY — бетонная стена?
    Д. Я. Для нас уже давно вся эта сложная работа по созданию формализованных описаний различных языков — не самоцель; мы видим конкретные перспективы применения продуктов на основе этих технологий на рынке. И «Гугл» на самом деле семантика и лингвистика пока мало интересуют: здесь пока для него не слишком денежный рынок.

    Начиная в 1995 году проект, мы поставили цель — создать один из лучших машинных переводчиков, способный помочь специалистам переводить большее количество текстов за счёт редактирования результатов машинного перевода, а не путём перевода всего текста целиком.
    Рынок перевода уже сегодня оценивается в $20 млрд, а в ближайшем будущем для группы из 10 языков (в основном агнлоцентричных) он вырастет вдвое.
    Но параллельно в процессе работы мы открывали новые направления монетизации нашей технологии, в частности в области понимания, поиска и анализа текстовой информации. Именно эта область для нас коммерчески целесообразна сегодня — и мы планируем активно заниматься ей. Но и о переводе мы не забываем. Здесь важно сказать, что с технологической точки зрения машинный перевод является чуть ли не вершиной искусственного интеллекта; получить очень хороший перевод — действительно сложная задача.
    Например, то, что мы научились вычленять факты из текстов и проводить анализ документов, выводит нас на рынок «умного» корпоративного поиска. В качестве иллюстрации: в США огромное количество судебных процессов между крупными компаниями, в рамках которых каждая из сторон должна предоставить всю внутреннюю электронную переписку, всю документацию по бизнесу — в электронном виде. Наша система может производить анализ всего этого массива текстовой информации — и выводить юристам и экспертам лишь конкретные результаты. Только этот рынок уже на сегодняшний момент оценивается в несколько миллиардов долларов.
    Д. З. Речь идет о семантическом поиске?
    Д. Я. По сути, да. Адвокаты и прокуроры пока ищут в судебной документации важные факты, основываясь на key words search либо на поиске с учётом синонимов. Это неэффективно: с одной стороны, точность результатов поиска низка (основаная причина — многозначность слов) с другой — очень многие действительно важные вещи просто пропускаются.
    Мы готовы предложить намного более эффективную альтернативу. Скажем, адвокат берёт текст искового заявления и просит нашу систему найти судебные разбирательства, схожие по предмету иска. То есть мы можем автоматизировать процесс поиска прецедента, на котором базируется вся англосаксонская правовая система. Другая сфера применения — патентный анализ, где количество заявок и выданных свидетельств о правах интеллектуальной собственности растёт бешеными темпами. И тому подобное.
    Д. З. Очевидно, что следующий шаг вхождения таких технологий в жизнь — диалог с клиентом в семантических терминах. А для этого нужна публичная поисковая система. Вы хотите двигаться в этом направлении?
    Д. Я. Мы всегда развивали ABBYY как технологическую компанию — больше были ориентированы на предоставление рынку базовых платформ, которые уже наши партнёры «упаковывали» бы в конкретные продукты. Такая стратегия открывает перед бизнесом огромные возможности масштабирования. Да, конечно, у нас есть свои продукты, но если появляется кто-то, кто хочет сделать конкурентные решения на основе наших технологий, — мы, скорее всего, «подвинемся». Это модель во многом схожа с тем, как работают дистрибьюторы: ведь вендор не выходит на один рынок со своими реселлерами…
    Мы запускаем собственные продукты больше для того, чтобы показать другим, каких результатов можно добиться, используя возможности наших изобретений. Например, множество мобильных приложений сегодня использует наши технологии распознавания текстов — но у нас есть и свой готовый к продаже формат этого продукта. FineReader и Lingvo, сразу оговорюсь, стали исключениями из правила; так получилось: они быстро завоевали огромную популярность среди конечных потребителей. Но во всех других направлениях мы стремимся больше к коллаборации, нежели к соперничеству. Это объясняется тем, что крупному игроку сложнее следить за конкретными потребностями массовой аудитории — а те, кто «сидит в канале», постоянно держат руку на пульсе. Вместе с тем и другая крайность — остаться на рынке no name — тоже чревата опасными последствиями.

    Пока от партнерской модели из лидеров рынка отказывается разве что Apple: на данном этапе компания преуспела, но я думаю, что это временно. Если в ближайшие 5–10 лет Apple не станет технологически открытой корпорацией — она просто не сможет сдержать натиск Google, Samsung и Microsoft.

    Д. З. Apple сейчас начинает лицензировать технологию Apple AirPlay: разве это не первый шаг к открытости? И, вообще говоря, может быть, модель Apple верна? Ведь Open innovation приводит к тому, что новые технологии начинают «допиливать» множество разработчиков — которые не чувствуют давления со стороны стандарта. В итоге на выходе (и это сейчас видно в ситуации c Android-приложениями) — масса плохих реализаций одной хорошей технологии.
    Д. Я. Чтобы уйти от конкретных имен игроков рынка, я скажу, что истина, как всегда, посередине. Это как антагонизм демократического и тоталитарного политических режимов. Закрытый подход Apple очень похож на победу тоталитарного коммунизма в Сингапуре: премьер-министр Сингапура Ли Куан Ю доказал всем, что жесткими авторитарными методами можно вывести нищую страну без природных ресурсов из руин, избавиться от наркомафии и коррупции. Но я не уверен, что такое политическое устройство может быть успешным на очень долгое время. Весь мир ведь понимает, что если сейчас власти Сингапура не переведут страну к одной из форм управляемой демократии – государство может рухнуть.
    На другом полюсе — естественное развитие рынка, «дикий» капитализм, где демократические инструменты развиваются стихийно. В каких-то странах это работает, в каких-то народ голосует за популистские реформы, что приводит к бегству капитала и сильных управленцев (почитайте недавнюю историю дефолта города Детройта, а также историю про кризис на юге Европы). Уверен, что истина, как и везде, — в противостоянии этих явлений. Экосистема Apple должна грамотно становиться более открытой, экосистема Android должна грамотно становиться более закрытой.
    Еще пример. Цинь Шихуан-ди, китайский император III века до н.э., объединил отдельные провинции Китая, дал отпор кочевникам, построил Великую Китайскую стену и фактически создал единое государство Китая. Но одновременно он казнил тысячи людей, сжёг все книги в государстве, потому что считал: если в них написано то, о чём говорит он сам, — они не нужны, а если они противоречат тому, о чём говорит он, то не нужны тем более. Считать ли Цинь Шихуан-ди (или Ивана Грозного, с которым проводят параллели) однозначно положительными героями мировой истории? Вопрос чрезвычайно сложный. Они создавали великие государства, но убивали миллионы. Слава богу, что «технологические тираны» и «технологические религиозные лидеры», к которым можно отнести Джобса, никого не убивали. И в этом смысле я уверен, что появление Apple и Стива Джобса — огромное счастье для человечества, хотя я сам не причисляю себя к фанатикам Apple. Великие технологические лидеры действительно умеют мобилизовать все доступные ресурсы и «зажечь» своими идеями людей, пусть и навязав им фантастичный миф, — и это, несомненно, приводит к качественному скачку в развитии общества.
    Д. З. Чтобы не продолжать дальше политическую дискуссию, верну тебя к ABBY. Все твои задачи, Давид, на уровне постановки кажутся почти фантастическими. Мне кажется, что вот такого желания изменить мир и не хватает сегодняшним стартапам…
    Д. Я. Честно говоря, я не думаю, что в нашем мире мало людей, готовых мыслить глобально. Ко мне, например, приезжала команда предпринимателей из Питера, владельцы бара на Крестовском Open bar. Ребята которые хотят полностью изменить привычный для нас формат проведения досуга — и планируют в течение 25 лет не меньше тысячи заведений своего бренда по всему миру. В чем «фишка»? они придумали бар, который открывается только на три месяца в году — зато программа, еда, развлечения лучше в разы, чем во многих петербургских кафе.
    Другие мои знакомые развивают стартап в Кремниевой долине — новую модель рекламы в интернете. Это настолько большой размах грядущих перемен, что я пытался их сосватать Ричарду Брэнсону: только он поймет полет их фантазии…
    Д. З.. Это всё здорово, но пирамиду Маслоу никто не отменял. Позиция «Я хочу изменить мир» всегда присуща тем, кто более или менее встал на ноги и может позволить себе «креативить», вместо того чтобы думать о куске хлеба…
    Д. Я. Это, конечно, правильно; но практика показывает обратное. «Яндекс», ABBYY, Google — все эти компании рождались, чтобы воплотить мечты разработчиков, — а уже потом основатели понимали, что находятся на пороге чего-то большого.
    Когда мы начинали Lingvo, то планировали решить все проблемы с компьютерным словарём за одно лето — написать программу и продать первую сотню копий. Как я уже говорил, мы просто хотели заработать по 5 тысяч каждый — на новый костюм и на каике-то личные цели. В итоге первые три копии мы продали только в мае, спустя почти год. Ещё через год мы испытывали смешанные чувства. К тому моменту мы продали всего 15 копий, но при этом каждый третий академический институт уже имел наш словарь нелегально. В каждой третьей организации, куда мы звонили по справочнику Академии наук, говорили, что у них уже есть Lingvo. Мы прикинули: 50 тыс. нелегальных копий с 15 проданных легально! Продавать в такой ситуации было сложно, но гордость нас переполняла: в этот момент мы почувствовали, что коснулись чего-то большого, — и у нас возникло желание сделать мир лучше. Вот тогда мы и основали BIT Software, решили делать переводчик, системы коррекции орфографии, систему распознавания.
    Надо сказать, что это желание изменить мир с того момента так и не покидает меня. Я ручаюсь, что мы доведём наши технологии в области лингвистики до того уровня, когда каждый второй холодильник, сходящий с конвейера, будет оснащен нашей системой — и сможет разговаривать с человеком на естественном языке. По нашим прикидкам, это случится через 5–7 лет. Я говорю не о командных системах, которыми оснащены смартфоны или бытовая техника (как сейчас), а об искусственном интеллекте, способном вести вполне разумную беседу — например, подсказать рецепт из продуктов на полках холодильной камеры или поделиться анекдотом. Я уверен, что это изменит парадигму отношений человека и компьютера, к которой мы привыкли сегодня.

    Д. З. Американцы любят слово «friction», которым в том числе обозначают степень «сцепления» мечты с реальностью. Проблема проектов, которые меняют мир, — в том, что они слишком оторваны от действительности. Если стартапер находит способ решить проблемы нынешнего дня — да, его бизнес живёт. Если он задумывает что-то более глобальное, не привязанное к спросу в данный момент времени, — компании нужен большой «прыжок» в будущее, а это требует серьёзных денег…
    Д. Я. Гай Кавасаки во всех своих пособиях говорит: думайте глобально — действуйте локально. Да, ты действительно должен воодушевлять своих первых сотрудников, подстёгивать мечтами себя самого и людей вокруг — но ты должен видеть, как твоя идея распадается на несколько более мелких, привязанных к сиюминутным потребностям людей. Если стартап начинает сразу решать глобальные задачи — он никогда не доживет до точки безубыточности. По сути, «действовать локально» в мантре Кавасаки означает не бояться решать нишевые проблемы, но делать это безупречно! Перед инвестором ты можешь сколько угодно рассказывать о своей идее завтрашнего дня. Тебя услышат, твоей задумкой и планами будут восхищаться — но чтобы воплотить эту историю, тебе для начала нужно сделать «пробу» на десяти клиентах, которые заплатят тебе сегодня. Почему-то сегодня стартапы не хотят осчастливливать небольшое количество пользователей — хотя на самых первых этапах это абсолютно правильная стратегия. Во-первых, это точка входа на рынок, во-вторых — возможность проверить востребованность будущего продукта. Таким образом, компания получит пул реальных клиентов, на потребности которых стартап сможет ориентироваться в течение всего своего пути. При этом не забывая о своей большой мечте.
    Как-то интуитивно правильно шёл этим путём Джобс. Он сделал AppleI, затем Apple II и Apple III — и можно было уже ничего нового не придумывать, а развивать бизнес исключительно на Apple Computer. Но Джобс хотел сделать Apple Lisa и Macintosh: это была его мечта. И ведь он пришёл к небольшой группе разработчиков Macintosh, в старый офис Apple на Стивенс Крик, и сказал им: не думайте о цене, просто сделайте компьютер своей мечты. И так в Apple появился Mac, который впоследствии произвел настоящий прорыв. Собственно, так Джобс и двигался — от продукта к продукту, — и каждая его разработка революционизировала.
    Д. З. Раз так, то можно ли воспитать в человеке пассионарность?
    Д. Я. Джобс на встрече со студентами Стэнфорда попросил поднять руку вначале тех, кто употреблял LCD, затем — тех, кто до сих пор девственник. Давайте вспомним, как он придерживался принципов дзэн-буддизма и баухауса, постоянно ездил в Индию. Я думаю, что люди, которые толкают науку и бизнес вперед, в определённой степени безумны — в хорошем смысле, конечно. Можно ли этому научить? Вряд ли.
    Д. З. Но ведь есть люди, которые разрабатывают продукты, решают небольшие проблемы (и это важно) — и тоже зарабатывают очень хорошие деньги на рынке хайтека. И нужно ли совершать волшебство, чтобы стать долларовым миллионером? Мне кажется, что такой подход не менее верен — при всей своей неамбициозности. По крайней мере это точно лучше, чем пытаться «продать идею», которая в принципе не может быть продана…
    Д. Я. Знаете, есть такая известная метафора всей жизни инновационного бизнеса. Молодые люди подходят к краю пропасти, прыгают, а за время полета пытаются сконструировать самолёт, чтобы выжить. Самое страшное, если у них всё получится, но в последний момент они поймут, что сконструировали не самолёт, а паровоз…

Tags for this Thread

Bookmarks

Posting Permissions

  • You may not post new threads
  • You may not post replies
  • You may not post attachments
  • You may not edit your posts
  •