Results 1 to 3 of 3

Thread: “Моя турецкость выше медицинского призвания”

  1. #1
    Быть чтобы любить Artur's Avatar
    Join Date
    Sep 2008
    Posts
    994

    Default “Моя турецкость выше медицинского призвания”

    Исследование профессора Университета штата Нью-Йорк Ваагна ДАДРЯНА “Роль турецких врачей в геноциде армян Османской империи во время Первой мировой войны” приоткрывает завесу над важной ролью, которую сыграли турецкие врачи в планировании и осуществлении геноцида армян.

    Это малоизвестные страницы о геноциде армян. “Предварительное и не претендующее на всеобъемлющий характер исследование в основном опирается на европейские архивные материалы, в особенности на отчеты британской разведки в период с 1918 по 1921 гг., во время военной оккупации Турции, а также на свидетельские показания германских очевидцев. Союзнические и дружественные отношения Германии и Османской империи во время Первой мировой войны придают этим свидетельствам особую значимость. Из других источников, использованных в исследовании, следует отметить американские свидетельства, в основном врачей и медсестер, и документы и протоколы турецкого Военного трибунала, который в своих заседаниях с декабря 1918 по май 1919 года определил исполнителей уничтожения армян и огласил приговоры преступникам”, — пишет в предисловии автор.
    Турецкие врачи участвовали не только в медицинском умерщвлении во время геноцида в Османской империи, но и в планировании систематического уничтожения армян. Самыми известными из этих врачей были д-ра Назим и Бехаэддин Шакир, доминантные фигуры в Высшем директорате Центрального Комитета правящей партии Иттихад, которая пришла к власти в 1908 году.
    Д-ра Назим и Шакир получили медицинское образование в Стамбуле. Назим дополнил свою практику учебой в Париже, где оба находились в политической ссылке и готовили свержение режима султана Абдул Гамида. Они содействовали ускорению младотурецкой революции в 1908 году. В постреволюционный период доктор Назим недолго служил главным врачом муниципальной больницы в Салониках, а доктор Шакир был профессором правовой медицины в медицинской школе Стамбула.
    Как показывают материалы турецкого Военного трибунала 1919 года, эти два врача сыграли центральную роль в формировании, размещении и направлении деятельности подразделений Специальной организации, ключевого смертоносного инструмента в деле уничтожения армян. Эти подразделения были почти полностью сформированы из числа “кровожадных убийц”, преступников, которые по специальным совместным указам министерств юстиции и внутренних дел были выпущены на свободу из многочисленных тюрем империи. Cete (чете — по ассоциации с функциями групп волонтеров и разбойников), как назывались эти подразделения числом от 50 до 200 человек, состояли из профессиональных убийц под командованием кадровых офицеров османской армии, выпускников императорской военной академии. Основное обвинение двум врачам, зачитанное на заседании трибунала от 28 апреля 1919 года, называет д-ра Назима восемь раз, в семи из которых он описан как основной организатор подразделений убийц Специальной организации. Суд в своем обвинении настоял на том, что “эти преступники и внезаконники” были в основном организованы “для резни и уничтожения конвоируемых депортантов” из армян и что все другие обоснования деятельности использовались для “введения в заблуждение доверчивых людей”. В тексте обвинения указывается на телеграмму от 15 июля 1915 года от губернатора Эрзрума, в которой говорится, что “жандармы и разбойники, действующие от имени Специальной организации осуществляют нападения и атаки на конвои армян”. Восьмое упоминание д-ра Назима в обвинении четко определяет его как главного лица, принимавшего решения, и одного из архитекторов геноцида. Обвинение привело цитату из его высказываний, в которой говорится, что антиармянские меры “были приняты после детального и тщательного обсуждения вопроса в Центральном Комитете Иттихад” и что они предназначались для “решения Восточного вопроса”. В последующих заседаниях суда пять лидеров партии Иттихад в процессе перекрестного допроса сознались в том, что Назим играл ведущую роль в организации этих банд.
    Д-р Шакир также восемь раз упоминается в тексте основного обвинения трибунала. Самое убийственное свидетельство против д-ра Шакира на суде представил бывший командующий третьей армией Османской империи, Вехиб паша, который таким образом подвел итог своему выступлению:
    “Резня и уничтожение армян, а также грабеж их имущества происходили по решению Ittihad ve Terakki. Бехаэддин Шакир поставлял “мясников” в зону действия 3-й армии, задействовал эти группы и руководил их деятельностью. Руководители правительства снабжали Бехаэддина Шакира приказами и наставлениями. Все человеческие трагедии, все противоправные действия в операционной зоне 3-й армии были результатом его махинаций. Они включали в себя рекрутирование людей, приговоренных к повешению, и жандармов с кровавыми руками и налитыми кровью глазами”.
    После неоднократного подчеркивания факта о том, что “депортации” были всего лишь ширмой для уничтожения, военный суд в основном обвинении предоставил цитату из телеграммы Шакира, копия которой оказалась в распоряжении суда. В телеграмме Шакир спрашивал у своего подчиненного, ответственного секретаря организации по Харпуту: “Ликвидируются ли армяне, депортируемые из вашей области? Уничтожают ли их или они всего лишь депортируются в ссылку? Брат мой, проясните эти моменты”.
    В серии судов над ответственными секретарями главный обвинитель в своем заключительном слове осудил “депортации как повод для резни” и, ссылаясь на телеграмму Шакира, сказал: “Нами установленный факт ясен как дважды два четыре.” В последовавшем приговоре суда Шакир описан как организатор и руководитель подразделений убийц, действовавших в восточных провинциях под прикрытием Специальной организации. Основным методом уничтожения были “засады и уничтожение конвоируемых депортантов”.
    Роль Шакира была также подтверждена Мюниром, послевоенным губернатором Эрзрума, который утверждал, что “разбойники, организованные Шакиром в шайки, убивали депортантов самыми зверскими методами”.
    Роль д-ра Назима обсуждается в работах многих турецких авторов. Известный иттихадист Фалих Рифки Атай, который служил личным секретарем сначала у Талаата, а затем у Джемала, двух столпов триумвирата, в своих мемуарах описывает Назима, согласно собственному опыту общения, как организатора групп осужденных. Будучи кадетом в военной академии в Стамбуле в начале войны, он обратился к Назиму с вопросом об офицерах, которых тот рекрутировал для специальных заданий. Д-р Назим без обиняков сказал ему, что задания эти включают в себя командование подразделениями из осужденных, выполняющих тайную миссию. Реакция автора: “Я в полной растерянности от проектируемой армии убийц”.
    Турецкий историк Шевкет Сюрейя Айдемир в одной из своих работ пишет о Назиме как о “руководителе армии террора партии Иттихад в военное время”, а в другой работе описывает его как человека, принадлежавшего к сердцевине властных структур Иттихад, которого обременили “ответственностью за самые кровавые деяния, отметившие самый темный период истории нашей последней империи”.

    Подтверждение деяний д-ра Шакира турецкими источниками не оставляет никаких сомнений о его роли. Турецкий историк Доган Авчиоглу ставит его в центр геноцида армян Османской империи и утверждает, что “исполнение депортаций было доверено надежным иттихадистам и Специальной организации, которые должны были радикальным образом решить Армянский вопрос. За уничтожение депортантов во внутренних закрытых советах партии выступал д-р Шакир”. Ф.Р.Атай безоговорочно утверждает в своих мемуарах, что Шакир был непреклонен в своем намерении “стереть армян с лица земли, чтобы предотвратить формирование армянского государства в восточных провинциях”.
    Три армянских источника независимо друг от друга засвидетельствовали, что Шакир в форме турецкого офицера был замечен в роли руководителя преступных банд и лично направлял убийц на совершение резни.
    Германские и британские источники предоставляют значительный корпус свидетельств, подтверждающих главную роль двух врачей-политиков в уничтожении армян Османской империи. В своем комментарии о деятельности д-ра Назима лондонская “Таймс” писала:
    “Врач по профессии и не без таланта в медицине, д-р Назим принял непосредственное участие в деятельности младотурок... в качестве политического доктринера... он причинил больше невыносимых страданий многочисленным собственным согражданам, чем любой профессиональный тиран или самоутверждающийся политик... к несчастью, отличный агитатор оказался очень опасным политиком... Марат и Робеспьер — примеры такого типа политика... Как только началась Великая Война, Назим и его сторонники подступились к Талаату паше с антиармянской пропагандой... и к 1916 году половина армянской общины империи была уничтожена”.
    Согласно лондонской “Морнинг пост”, “Д-р. Назим... гордится тем, что под его командованием было совершено миллион убийств” (London Morning Post, 5 и 7 декабря 1918). Газета ссылается на высказывание, которое Назим сделал во время событий в Смирне (Измире) об армянах.
    Ведущая роль д-ра Шакира также подтверждается германским полковником Штанге, под командованием которого Шакир начинал партизанское движение против российской армии в первые три месяца Первой мировой войны. Свидетельствуя о кампании Шакира по уничтожению армян, полковник Штанге также подтвердил, что подразделения из убийц, задействованные в партизанской борьбе, были в срочном порядке переброшены на выполнение заданий по массовому уничтожению армян. Штанге осудил “уничтожение армян”, которое проводилось с “животной брутальностью” этими разбойниками, которых он называл “подонками”, и прямо указал на Шакира и в то время командовавшего третьей армией Османской империи Камила пашу как главных организаторов.
    Наконец, сообщения британской разведки также указывают на зловещую роль Шакира. В своем отчете в Лондон адмирал де Робек, в то время исполнявший обязанности Верховного комиссара в Стамбуле, охарактеризовал Шакира как “члена небольшого тайного Комитета для организации уничтожения армянского народа”. Вскоре после установления перемирия в Первой мировой войне в ночь с 1 на 2 ноября 1918 года Шакир и Назим вместе с другими видными иттихадистами бежали из Турции в Германию на германском эсминце.
    Д-р Назим был осужден и приговорен к смерти турецким Военным трибуналом в вердикте от 5 июля 1919 года. Д-р Шакир тоже был приговорен к смерти и осужден как “главный соучастник” 13 января 1920 года. Оба приговора были вынесены in absentia (Назим был включен в число обвиняемых на уровне кабинета и приговорен наряду с Джемалом, Талаатом, Энвером. Шакир был приговорен на серии заседаний турецкого военно-полевого суда в Харпуте). Шакир скрывался в Берлине и был убит армянским мстителем 17 апреля 1922 года. После убийства Шакира Назим запаниковал и затребовал дополнительную охрану у германских властей. В итоге он вернулся в Турцию после того, как ему и другим лидерам иттихадистов, которым угрожали армянские “командос справедливости”, были даны гарантии неприкосновенности. Их приветствовали на родине “при условии, что они не будут противостоять новому режиму”. Однако Назим принял участие в заговоре иттихадистов против Мустафы Кемаля (Ататюрка). Он был допрошен Судом независимости в Анкаре, обвинен, приговорен к смерти и повешен с другими заговорщиками-иттихадистами 26 августа 1926 года.
    Кроме Шакира и Назима и другие турецкие врачи и медицинские работники приняли активное участие в организации резни армян. Самым известным из этого круга деятелей был Сулейман Нуман паша, бригадный генерал и главный офицер-медик при вооруженных силах Османской империи во время войны. Сулейман паша был арестован послевоенным турецким правительством по обвинению в даче приказа “совершать убийства отравлением больных среди населения Эрзрума, Сиваса и Ерзинджана под предлогом предохранения здоровой части населения от эпидемий и голода”. Он был также обвинен в том, что отдавал приказ “уничтожить врачей и медицинский персонал армянского происхождения в османской армии”. В итоге он был депортирован британцами на Мальту для привлечения к судебному процессу.
    Д-р Фазил Берки, хирург в звании полковника, был ближайшим сподвижником д-ра Шакира. В преддверии резни армян в Кастамону, Сивасе и Эрзруме он объездил эти провинции для организации секретных советов, которые должны были подготовить машину массовых убийств на местном уровне. Берки участвовал в убийстве двух известнейших армянских поэтов — Варужана и Севака. Он координировал логистику убийств с Джемалом Огузом, ответственным секретарем партии Иттихад в Чанкири. В июне 1919 года он также был этапирован британцами для суда на Мальту.
    Мехмед Хасан (Езачи) — военный фармацевт в звании капитана — был обвинен трибуналом в организации резни армян в Ерзинджане, в провинции Эрзрум, в частности он руководил убийством двух тысяч армянских солдат, служивших в строительном батальоне в долине Санса; он же руководил засадами нескольких значительных по размерам конвоев депортируемых армян. Мехмед Езачи и его подразделение убийц обвинялись в насилии над 250 армянскими женщинами и детьми. Трупы убитых его подразделением армян сбрасывались в реку. На грабеже депортируемых армян, согласно документам трибунала, он составил себе целое состояние, оцениваемое в 300 000 турецких фунтов ($1 500 000). Он также был арестован британцами в апреле 1919 года и сослан на Мальту.
    Пожалуй, самым шокирующим своими деяниями из этой группы турецких врачей был Мехмед Решид, ветеран партии Иттихад, которого в 1915 году назначили губернатором Диарбекира. В меморандуме от 15 сентября 1915 года Решид ссылался на 120 000 армян, которые подлежали дальнейшей депортации из провинции под его началом. У Решида была кличка “губернатор-палач”. Он был известен тем, что армянам его сподручные забивали гвоздями подковы в пятки и в таком виде под улюлюкание местных зевак принуждали маршировать по улицам Диарбекира. Другие излюбленные пытки “губернатора-палача” состояли в забивании раскаленными гвоздями подковы в грудь жертвы, размозжении черепа кувалдой и распятии на крестах. Германский консул в Мосуле, Хольштайн, убедил посла Германии Вангенхайма в том, что ему нужно потребовать от младотурецкого правительства вмешаться и прекратить эти зверства Решида. Дисциплинарные внушения в 1916 году были сделаны Решиду за умыкание армянского капитала и “лишение османской казны нескольких сот тысяч турецких фунтов”, а не за резню армян. Позднее он стал губернатором провинции Анкара, откуда депортировал последних из оставшихся армян. После войны Решид находился в бегах от правосудия. Когда задержание стало неизбежным, он покончил жизнь самоубийством.
    Во время войны на одной из встреч с генеральным секретарем партии Иттихад Митхадом Шюкрю (Бледа) Решид так аргументировал необходимость уничтожения армян: “Хотя я врач, я не могу пренебрегать своей национальностью. Я пришел в этот мир как турок. Моя этническая идентификация превыше всего для меня... Армянские предатели нашли для себя нишу на груди отечества: это опасные микробы. Разве уничтожение этих микробов не входит в обязанности врача? Либо армяне ликвидировали бы турок и стали бы хозяевами этой земли, либо они должны были быть ликвидированы турками. Я не мог колебаться в выборе средств, и я сделал свой выбор. Моя турецкость выше медицинского призвания. Конечно, меня мучает совесть, но я не мог смириться с тем, что моя страна может исчезнуть. Что касается исторической ответственности, то мне нет дела до того, что обо мне напишут историки других национальностей”.
    Многие другие турецкие врачи и медицинские работники увязывали свои действия по уничтожению армян с национал-шовинистическим восприятием собственной идентичности и с целями партии Иттихад.
    Тевфик Рюшдю (Арас), по мнению турецкого историка Авчиоглу, “партизан-иттихадист”, приходился родственником д-ру Назиму. Он был членом Высшего санитарного совета, который занимался вопросами уничтожения трупов армян там, где это было возможно. При содействии ряда врачей д-р Рюшдю должен был инспектировать места массового уничтожения армян, где по инструкции исполнители должны были заготовить заранее тысячи килограммов извести. Колодцы заполнялись до верха трупами, сверху накладывались листья, а поверх листьев — слоями известь, смешанная с землей. Тевфику Рюшдю потребовалось шесть месяцев для выполнения этих поручений. Через шесть месяцев он вернулся к выполнению своих обычных функций.
    После ликвидации Иттихад как политической партии д-р Рюшдю стал членом исполнительного комитета партии, заменившей Иттихад, — Течеддюд. Рюшдю служил казначеем этой организации и помогал многим врачам-иттихадистам, состоявшим членами Красного полумесяца, а также занимался сбором средств для тайных действий иттихадистов во время перемирия. Он и другие иттихадисты были арестованы 2 февраля 1919 года кабинетом Тевфик паши. Через некоторое время он упоминается уже как активный член партии кемалистов. Рюшдю сделал неплохую карьеру в новой партии. С 1925 по 1938 годы он был министром иностранных дел Турции.

    В источниках есть имена множества других турецких врачей и медицинских работников, которые подозреваются в активном участии в уничтожении армян, однако точные детали на данном этапе доступа к архивам неизвестны. Были врачи, которые тесно сотрудничали с властями и палачами по сокрытию совершенных преступлений. Примером такого поведения может служить муниципальный врач из района Урфы. После того как в засаде за городом два армянина, известные члены парламента (Зограб и Вардгес. — “НВ”.) Османской империи, были убиты местными активистами Специальной организации, этот врач выдал свидетельство о смерти по естественным причинам. По просьбе одной из вдов свидетельства о смерти были направлены ей правительством. Тем не менее на заседании Палаты депутатов (парламента) от 28 ноября 1916 года это же самое правительство было вынуждено признать перед депутатами, что армянские депутаты были убиты, что следовало из письма, направленного Главным визирем в Палату депутатов.
    В провинции Трабзон, где армянское население было в большинстве своем зажиточным, процесс уничтожения, как и в других местах, сопровождался широкомасштабными грабежами и разбоем. В данном случае только один из семи привлеченных к ответственности выездной сессией турецкого военно-полевого суда 26 марта по 17 мая 1919 года оказался врачом. Д-р Али Саиб обвинялся в том, что участвовал в преднамеренном утоплении в море и отравлении большого числа младенцев и беременных женщин в местной больнице, а также в нескольких школах, которые были превращены во временные пристанища для армянских сирот, чьи родители были уничтожены. В это время д-р Саиб был директором санитарной и медицинской служб в регионе.
    Выжившие в геноциде армяне засвидетельствовали, что визиты д-ра Саиба в больницу сопровождались исчезновением большого числа младенцев. Суд обвинил его в том, что он выдавал пациентам яд в лекарствах в жидкой форме. Пациенты, отказывавшиеся принимать микстуру, по его приказу топились в море. Два турецких свидетеля независимо друг от друга подтвердили эти свидетельства. Кроме того, д-р Зия Фуад, инспектор служб здравоохранения, а также д-р Аднан, директор службы общественного здравоохранения в Трабзоне подтвердили обвинения д-ра Саиба в отравлении и утоплении детей.
    На четырнадцатом заседании суда (в субботу 26 апреля 1919 года) молодая женщина Маник Еразян представила хорошо аргументированные и удручающие свидетельства. Ее оставили с сестрами в Трабзоне, и она наблюдала, как травили младенцев во время “дезинфекции”. Местом убийства младенцев путем отравления в данном случае была не обычная больница Красного полумесяца, а здания двух школ. В мезонине одной из школ была устроена комната, облицованная кафелем, которая предназначалась для паровой турецкой бани (islim), куда турчанки приносили младенцев. “Сначала мы не понимали, что происходит. Но затем однажды мы услышали громкий плач младенцев, который резко оборвался и сменился смертельной тишиной. Мы начали внимательнее следить за тем, что происходит. Корзины перед входом в эту комнату расставили все точки над i”. Оказывается, д-р Саиб использовал эту “баню” для того, чтобы завлечь жертвы в комнату, которая была оборудована для подачи в нее отравляющего газа. Эти корзины были замечены в другом месте, в больнице Красного полумесяца, где они использовались для избавления от трупов и умирающих младенцев, которые сбрасывались в Черное море.
    Все попытки выяснить подробности об этой “паровой комнате” и “дезинфекционных процедурах” не увенчались успехом. Вопрос, была ли паровая комната предвестником нацистских газовых камер, остается открытым.
    Что касается германского участия, то следует отметить, что германские офицеры были не только военными и политическими союзниками турок, но они совместно с турецкими военными основали в Трабзоне базу, которая использовалась для организации партизанского движения в российском Закавказье и в Персии. Для осуществления этих действий турецким подразделениям были приданы германские кадровые офицеры.
    В британском документе говорится о том, что в конце мая 1915 года румынские власти перехватили груз, следовавший по дипломатической почте из Берлина в Стамбул: “...легкие цилиндрические контейнеры в форме снарядов малого калибра содержали смесь фосфора с кальцием. При добавлении воды или сильной направленной воздушной струи к смеси образуются удушающие газы. Контейнеры снабжены специальным клапаном для простоты в обращении”.
    Подготовила
    Елена ШУВАЕВА-ПЕТРОСЯН

    (Продолжение следует)

  2. #2
    Быть чтобы любить Artur's Avatar
    Join Date
    Sep 2008
    Posts
    994

    Default Re: “Моя турецкость выше медицинского призвания”

    “Между докторами и мясниками нет большой разницы”

    Окончание......

    В предыдущем посте, была опубликована статья, основанная на исследовании профессора Университета штата Нью-Йорк Ваагна Дадряна о малоизвестных страницах геноцида армян, а именно — об участии турецких врачей в уничтожении армянского населения. Исследование впервые было переведено на русский лишь в 2008 году. И, к сожалению, оно до сих пор неизвестно широкому читателю.
    15 декабря 1918 года армянский доктор Мигран Норайр публично обвинил турецких коллег, не называя конкретных имен, но с детальным описанием эпизодов медицинского умерщвления, в сопричастности к геноциду армян. Выступление привело к общественной дискуссии на страницах прессы, в которой приняли участие некоторые турецкие хирурги, а также департамент санитарно-гигиенической службы при военном министерстве и генеральный директор Министерства общественного здравоохранения. Первый ответ на выступление Норайра, в котором сухо отрицались все обвинения, последовал от департамент санитарно-гигиенической службы. Обескураженный таким отрицанием, известный турецкий хирург, д-р Гейдар Джемаль, написал письмо в ежедневную турецкую газету, в котором осудил практику отрицания как “обычную для турецких властей”. Он также направил открытое письмо министру внутренних дел, которое представляет из себя единственное в своем роде признание вины турком со времен перемирия в 1918 году: “Мною замечено, что в обсуждениях армянского вопроса вина обычно размещается на пороге губернаторов и военных командиров... Если приказы об уничтожении армян исходили из главного штаба партии Иттихад, как утверждается, тогда вопрос о последовавших преступлениях становится еще более серьезным. Мне бы хотелось довести до вашего сведения те варварства, учиненные над армянами, которые принимали форму “научных” методов. Было бы против моей совести предать эти вопросы забвению. Поэтому я взываю к чести и совести членов комиссии по расследованию и предоставляю им факт, который мне лично пришлось наблюдать. Им решать о мерах пресечения исполнителям этих злодеяний. В январе 1916 года, когда свирепствовала эпидемия тифа, по приказу главного санитарного врача третьей армии безвинным армянам, которые были определены для депортаций из Ерзинджана, производились инъекции с кровью от тифозных пациентов без предварительного обеззараживания этой крови. Этот эксперимент, который можно было ставить разве что на животных, предназначенных для вивисекции, привел к мучительной смерти большого числа несчастных армян, которых убеждали в том, что инъекции производятся в лечебных целях предохранения от заражения тифом. Когда почетный профессор Хамди Сауд опубликовал в журнале военной медицины статью со своими изысканиями, он всего лишь отметил, что эксперименты ставились на “людях, приговоренных к смерти”, не обговаривая их армянскую идентичность. Я лично был свидетелем преступных экспериментов, которые указанный профессор ставил на людях, чья вина заключалась в том, что они армяне. Начальник центрального военного госпиталя в Ерзинджане, Рефет, двое докторов из армян, ассистировавших ему, а также д-р Салахеддин, главный врач больницы Общества Красного Полумесяца этого города, посвящены во все детали этого преступления.
    Эти немыслимые злодеяния, совершенные против армян, одновременно были псевдонаучного и административного свойства. Они есть пятно на всей медицинской профессии. Я готов предоставить дополнительные детали по этому делу”.
    Упомянутый в этом письме д-р Салахеддин ответил следующим образом. Он был, к сожалению, детально знаком с событиями в центральной больнице Ерзинджана, и он готов сотрудничать с властями в деле задержания лиц, ответственных за эти деяния, его совесть будет очищена, пятно с обесчещенной профессии доктора будет смыто, а туркизм освободится от тяжелого бремени. Поскольку “... большое количество армян подверглось этим нечеловеческим опытам, они вряд ли способствовали оздоровлению других людей... Никакие позитивные результаты не были получены в ходе этих экспериментов. Несчастные армяне, жизнь которых была низведена до уровня ниже скотины, были принесены в жертву во имя сомнительных научных изысканий. Насколько я помню, кровь, которую брали у армянских пациентов, зараженных тифом, обезвреживалась, как того требуют ad hoc медицинские правила, только когда прививочные инъекции были сделаны губернатору Ерзиндажана Тахсину”.
    Посреди разворачивающегося скандала д-р А.Ханджян сообщил, что профессор Хамди Суад, автор экспериментов по тифозной сыворотке, находится на психиатрическом излечении, вызванном острым психозом, и насильно удерживается в клинике медицинской школы. Очень важно в этой связи, что один из сподвижников д-ра Шакира в своих мемуарах написал о его деятельном участии в инициации мер по борьбе с тифом. Оказывается, что в этом же городе Ерзинджане эксперименты с тифозной сывороткой ставил также военврач, капитан Хамид. По свидетельствам офицера армянского происхождения 90-го полка, тридцатой пехотной дивизии, третьей османской армии, объектами его экспериментов стали все те же армяне, кадеты Школы подготовки офицеров резерва, открытой в начале войны и насчитывавшей около 150 армян. По утверждениям этого свидетеля, главная цель профессора Хамди Суада в проведении экспериментов заключалась в определении “дифференцированного воздействия сыворотки на такие органы, как сердце, мозг, печень и так далее. Для этой цели он использовал солдат армянского происхождения, задействованных в строительных батальонах”. Единственный реестр документов по этим медицинским экспериментам хранится в Центральном государственном историческом архиве Армении, где они по имеющимся данным проиндексированы и каталогизированы.

    Назвать турецких врачей, вовлеченных в геноцид армянского населения, “мясниками”, не было бы оскорблением, поскольку многие из них так себя и воспринимали. Арабский чиновник империи, прошедший школу подготовки гражданских служащих Османской империи и имевший доступ к некоторым известным туркам, исполнителям геноцида армян, то есть к “высшим офицерам и чиновникам управленцам Диарбекира”, приводит такое самовосприятие одного турецкого врача: “Доктор по имени Азиз Бей поведал мне, что, когда он был в Мерзифуне, в вилайете Сивас, он услышал о том, что караван с армянами направлялся к месту уничтожения. Он пошел к Каймакаму (управляющему районом) и сказал ему: “Вы знаете, что я доктор, а между докторами и мясниками нет большой разницы, потому что врачи в основном тем и заняты, что разрезают людей. Обязанности Каймакама мало чем в эти дни отличаются от наших, они тоже разрезают человеческие тела, я прошу вас допустить меня понаблюдать за этой операцией”. Разрешение было получено, и доктор пошел понаблюдать. На месте казни он обнаружил четырех мясников с длинными ножами. Жандармы разделили армян на группы по десять человек и поодиночке направляли их к мясникам. Мясник приказывал армянам вытягивать шею. Они безропотно повиновались, и мясник перерезал им шею, как овцам. Доктор был удивлен их невозмутимости перед лицом смерти: они не выговаривали ни слова, не показывали никаких признаков страха”.
    В нашем контексте более значителен тот факт, что каймакам Мерзифуна (или Мерзувана), д-р Фаик, сам был врачом по профессии. Во время его задержания турецким военно-полевым судом, как сообщала турецкая ежедневная газета, д-р Фаик ожесточенно бахвалялся тем, что он собственноручно зарезал тысячи армян, находившихся в его юрисдикции. Признавая значимость резни в Мерзифуне, британский заместитель Верховного комиссара в Стамбуле, вице-адмирал Ричард Уебб, 17 февраля 1917 года направил детальный отчет в Бальфур, в котором д-р Фаик назван главным организатором истребления и грабежа армянского населения города численностью 13 тысяч человек. Имя Фаика значится в самом верху списка исполнителей геноцида армян.
    В массивном скрупулезно документированном исследовании, проведенном по заказу британского Форин офиса во время войны знаменитым историком Арнольдом Тойнби, резня в Мерзифуне описана во вводной части доклада. “Конвои подвергались массовому зверскому уничтожению, как только они достигали следующего города по пути следования”. В докладе британскому Министерству иностранных дел д-ра Уайта, президента американского колледжа Анатолия в Мерзифуне, присутствовавшего в городе во время резни, подчеркивается тот факт, что “многие уголовники были выпущены на свободу” и что места массовой казни армян были “...нашпигованы бандами этих преступников... Подсчитано, что из 12 тысяч армян города только пара сотен человек выжила в резне... Были здесь также образцы беспримерного героизма и веры. Некоторые армяне, начиная свой путь к топору палачей, в спокойствии мужественного духа, прощаясь, говорили: “Молитесь за нас. Мы не увидим вас больше в этом мире, но когда-нибудь мы снова увидимся”.
    Профессор Теодор Элмер, преподаватель американского колледжа, подтверждает роль уголовников в резне и пишет о своих личных наблюдениях за черкесом Кавассом, которому было приказано сопровождать конвой: “Он вернулся день или два спустя и рассказал, как тысяча двести или более человек из этого конвоя армян выстроили в шеренги по пять человек, со связанными руками, и погнали в сторону Амасии ...их пригнали к заранее подготовленному месту. Здесь пленников остановили и пятерками со связанными руками начали загонять в палатки... где их разрубали топорами”.
    В своем докладе от 26 августа 1915 года представитель американского консульства в Самсуне г-н Питер пишет о том, что он безуспешно попытался остановить депортацию армян, работавших в колледже и больнице Мерзифуна. По его словам, д-р Фаик рассматривал предложение 300 золотых турецких фунтов за каждого из армян заложников для предотвращения их депортации, но, как ему показалось, “каймакам, командир жандармов и мэр города Беледие Реис не смогли договориться о том, как поделить эту сумму”.
    В схеме османского доминирования подобное живодерство не являлось исключением. Как писал об этом Тойнби: “Вызов, на который отвечала Османская империя, заключался в том, чтобы обращаться со своими новыми подданными как с человеческим стадом, эволюционируя всего лишь до уровня человеческого эквивалента сторожевых псов Кочевника”. Однако стада существуют для того, чтобы удовлетворять потребности своих хозяев: другого оправдания для их существования нет. Как только они приходят в негодность или польза от них уменьшается и они рассматриваются как обуза, а не богатство, их направляют на бойню. Единственная разница с человеческими жертвами в том, что они ни на что не пригодны после убиения. Бойня армян была функциональной и на другом уровне: она служила высочайшей цели туркизма — создания однородной по этническому составу нации.
    Впрочем, ни одно из вышеприведенных соображений не может объяснить некоторые другие способы варварского обращения с армянами, которыми изобилует дискурс геноцида армян в Османской империи. Например, турецкие офтальмологи демонстрировали иррациональную жестокость, цели которой не поддаются анализу с функциональной точки зрения. В своей ретроспективной книге всемирно известный фотограф Карш рассказывает о случае с армянской девочкой, “сиротой, выжившей в геноциде, которая была на попечении “его семьи...”, его (Карша) мать все время наставляла ее использовать руки вместо глаз, которые были самым жестоким образом выколоты”. Есть примечательный рассказ матери из Коньи, которая весной 1919 года повела своего новорожденного ребенка к врачу-окулисту. Рассказ ее проливает свет на источник жестокости. В статье, с горечью озаглавленной “Патриотизм турецкого врача”, она повествует о разговоре, услышанном ею в комнате ожидания на турецком языке между двумя турецкими офтальмологами: “Вот как мы это делаем. Надо ослеплять по одному из них в неделю”. Когда она вернулась домой и приложила примочку, выданную офтальмологом, к глазу ребенка, глаз начал распухать, а зрачок размываться. Она повезла ребенка в Стамбул на прием к известному врачу. Ей сказали, что раствор, в котором была выдержана примочка, выданная ей, привел к безвозвратной потере глаза и уже началось разрушение второго глаза. Только тогда мать осознала значение слов, подслушанных ею в комнате ожидания.
    Американка Мабель Эвелин Элиотт работала в Стамбуле во время перемирия главным врачом в больнице Общества по оказанию гуманитарной помощи на Ближнем Востоке. В своих мемуарах она описала врачебные случаи из своей практики в качестве представителя ассоциации американских женских больниц. Приводим один из описанных случаев об армянских девочках в лазарете в Ушкюдаре, пригороде Стамбула, где Флоренс Найнтингейл заложила основу Красного Креста и традиций современных медсестер: “Видели бы вы их такими, какими они запомнились мне, поодиночке проходящими через мою консультационную комнату: нежные, хорошо воспитанные девочки, одеты с инстинктивным чувством вкуса даже в заимствованную одежду, с деликатно причесанными волосами и блестящими ногтями, говорили они всегда тихим голосом. Ни одна из них никогда прежде не рассказывала о своей жизни во время войны. Впервые, пожалуй, их молчаливость была встревожена необходимостью отвечать на медицинские вопросы профессионального свойства, и, когда они начали говорить, казалось, что их уже не остановить. Рассказы так и полились из них. Трудно было поверить сначала в то, что мне пришлось услышать. Врач видит глубже пропасть человеческого общества, чем любой другой человек, кроме разве что священника, но мне была известна только американская жизнь... Было невероятно, что эти девочки могли увидеть и пережить такое и сидеть перед мной со своими рассказами о том, что произошло. Их рассказы мало чем отличались друг от друга: разница больше ощущалась в индивидуальном темпераменте девочек. Некоторые сидели спокойно, со сложенными руками, и тихим голосом безостановочно рассказывали о наболевшем, при каждом слове бледнея все больше, пока обескровленные губы не становились совершенно белыми. Другие оживлялись, постепенно теряя контроль над собой, и заканчивали криками и плачем. Им было лучше от этой возможности излить горечь, которая так долго томила в молчании их души, и я их никогда не прерывала. Я сидела в маленькой белой комнате и слушала... Была среди них девочка, чей рассказ отдавал фантастической невероятностью. Даже с закрытыми глазами она была самой красивой девочкой, которую я когда-либо видела в этом народе, прославленном своей женской красотой. Тонкие черты ее лица словно сохранились для нас с античных скульптур великих мастеров; ее кожа была прозрачной, как у младенца, а тело ее было одной ритмической линией. Но когда она открыла глаза, стало больно смотреть на нее. В одной глазнице глазное яблоко было вырвано так гротескно, что походило на горгулью... Я не могла поверить в увиденное. Я привыкла к холодящим душу ужасам, но это было выше моих сил. Когда нож или раскаленный прут может сослужить для такого уродования красоты, зачем человеку даны тончайшие инструменты для хирургического вмешательства? Я не могу ответить на этот вопрос. Ответ на этот вопрос так глубоко сидит в турецком характере, что только турок, наверное, может дать на него ответ, потому что я проверила глаз и убедилась в правдивости ее рассказа. Микроскопические шрамы все еще были видны на мельчайших мышцах глаза. Хорошо подготовленный, с тонкими навыками турецкий хирург использовал весь свой опыт для того, чтобы таким образом изуродовать армянскую девочку. Занимался он этой сложной операцией тогда, когда тысячи турецких солдат гибли в лазаретах от ранений, полученных в боях за свою родину, и от недостатка хиругической помощи”.
    Такое проявление сконцентрированной веками ненависти, обращенное в профессиональный садизм, не может рассматриваться вне контекста социальной системы, в которой такая ненависть вынашивалась и вызревала для такого недостойного звания человека вознаграждения в подходящий момент. Данные из повествования д-ра Элиотт и ее комментарии подтверждают это умозаключение, высвечивая природу и размах геноцида армян в Османской империи во время Первой мировой войны.

    Между геноцидом армян в Османской империи и уничтожением евреев, славян и цыган нацистами в ходе Второй мировой войны имеются разительные сходства в поведении исполнителей. В этом смысле геноцид армян может рассматриваться как прецедент для последовавшего нацистского проекта. Трудно оспорить, что геноцид армян в некоторых аспектах непосредственно повлиял, если не сказать стимулировал уничтожение евреев, славян, цыган и представителей других народов нацистами.
    Наиболее значимыми из этих сходств являются эпизоды с экспериментами над людьми, использованными в качестве подопытных кроликов для получения сыворотки антидота против тифа. Более того, страх перед эпидемией тифа вызвал сходные патерны поведения у османских и нацистских органов здравоохранения. Роберт Джей Лифтон, ссылаясь на общее в поведении нацистских врачей, отмечает “экстенсивный садизм”, который присутствовал в общей схеме “массового убийства”. Хитрое изобретение, замаскированное под процедуру “дезинфекции”, но причинявшее мгновенную смерть младенцам, жертвам геноцида в Трабзоне, угнетает своей прототипичностью нацистских газовых камер. Точно так же, если не более, важно то обстоятельство, что и турецкие, и нацистские врачи не только отождествляли себя с исполнителями, но сами выступали в роли функционеров и лидеров монолитной политической партии, контролировавшей государство.
    В источниках о геноциде армян нет недостатка в наративах о турецких врачах, которые, рискуя собственной жизнью, укрывали своих армянских коллег или депортантов. Но в той среде, в которой они работали, такое поведение было отклонением от превалирующих норм. Мужественные откровения двух турецких хирургов, сделанные ими в первые месяцы перемирия, о том, как молодых армян использовали в качестве подопытных кроликов, а также скоротечность, с которой турецкие националисты закрыли тему, хорошо иллюстрирует эту среду.
    Турецкие врачи и хирурги в той мере, в которой они были вовлечены в процесс достижения целевых установок партии Иттихад, без колебаний становились слугами этой партии. Их мало беспокоила чрезвычайная ситуация войны, даже наоборот, глобальная война, в которую ввергла Турцию партия Иттихад, вдохновляла их своими новыми возможностями. Такая вовлеченность не была лишена грубого оппортунизма и той меры фанатизма, которая служила им суррогатом для того, что Ницше называл “утонченной жестокостью”, для искусства и науки лечения. Клятву Гиппократа они без зазрения совести могли выбросить на свалку за ненадобностью. Еще одно явление, в котором обнаруживаются значительные сходства между геноцидом армян во время Первой мировой войны и уничтожением ервеев, славян и цыган во время Второй: уничтожение армян-медиков имело тяжелые последствия как для самих турецких военных, так и для турок из гражданского населения, которые во время войны гибли в том числе от нехватки медицинской помощи. Как писал один швейцарский летописец войны: “Армянские военврачи, которые не покладая рук днем и ночью трудились в лазаретах Османской империи над спасением турецких жизней, были ликвидированы”. В данную категорию был включен и обслуживающий медицинский персонал армянского происхождения. Класс армянских медицинских работников Османской империи понес невосполнимые потери, сопоставимые с потерями самого армянского народа. Многие из них бесследно исчезли, иные пали жертвами эпидемий или на поле боя. Но о тех из них, которые были убиты в резне, часто не без участия их турецких коллег, армянские источники представляют такую статистику: достоверно известны факты о преднамеренном уничтожении 67 врачей и хирургов, 54 фармацевтов, 10 дантистов и 7 медицинских студентов. Такое уничтожение представителей медицинского класса армян было не последним фактором, предопределившим ужасающие условия антисанитарии, отсутствия необходимой первой медицинской помощи, в которых пребывали турецкие войска в окопах Первой мировой войны, условия, немыслимые для германской армии.
    Даже в агонии поражения в войне маховик бойни армян не прекращал своего вращения, словно регистрируя уровень фрустрации младотурецких извергов от незавершенного дела. Так, д-р Шакир (снимок справа), предчувствуя неминуемое поражение, через американского консула в Эрзруме, Стэплтона, передал командующему российскими войсками, которые вот-вот дожны были взять город, что “если с головы хоть одного турка падет волос, то в ответ будет уничтожено все, что осталось от армянской нации”. Шакир добавил: “Архиважно, чтобы от Стамбула до Индии и Китая установилось единое мусульманское население с Сирией в качестве связующего звена между магометанскими народами Азии и Африки. Этот обширный проект будет исполнен благодаря научному гению и организационным талантам германцев и несгибаемой руке турок”.
    * * *
    Тот факт, что ни один из врачей и медицинских работников Османской империи, вовлеченных в геноцид армянского народа, не получил соответствующего наказания — только некоторые были привлечены как проформа к уголовному преследованию с обвинениями без наказания, — поучительный пример того, как правосудие и власть в Турции действовали рука об руку. Тщательные подготовительные работы, предпринятые победоносными союзниками для проведения трибунала, призванного “осудить военных преступников, обвиняемых в резне”, оказались тщетными. Деятельность турецких полевых военных судов была остановлена, а затем и отменена с приходом к власти Мустафы Кемаля. Воспользовавшись разногласиями между Союзниками, ослабленными в мировой войне, и внутриполитическим кризисом, Ататюрк в итоге смог навязать им свою волю в 1923 году с подписанием Лозаннских соглашений, о которых Уинстон Черчилль со свойственным ему сарказмом сказал: “история будет тщетно искать слово Армения”.

    Подготовила
    Елена ШУВАЕВА-ПЕТРОСЯН

  3. #3
    Быть чтобы любить Artur's Avatar
    Join Date
    Sep 2008
    Posts
    994

    Default Re: “Моя турецкость выше медицинского призвания”

    “Идите в Ван и убедитесь, что моими усилиями город и его окрестности превращены в пустыню”

    Несколько недавних публикаций из книги историка Танера АКЧАМА “Турецкое национальное “Я” и Армянский вопрос” показали, насколько глубок и объективен турецкий исследователь в вопросах, касающихся геноцида армян. В своих трудах он обращается в подавляющем большинстве к документам, безоговорочно доказывающим факт геноцида, организованного турецким государством. В качестве дополнительных доказательств Т.Акчам собрал в виде приложения к своей книге современную турецкую публицистику, не менее красноречивую, чем исторические документы. Он также разоблачает “серьезных” турецких исследователей, якобы обративших взор к темным страницам национальной истории. Предлагаем несколько отрывков из этого приложения.

    ...Камуран Гюрюн и Билял Шимшир являются сотрудниками Министерства иностранных дел и считаются авторами “серьезных” исследований по армянскому вопросу в Турции. Камуран Гюрюн в своей книге “Армянское досье” дает оценку “утверждениям армян о геноциде”. Цель — доказать несостоятельность обвинений. С научной скрупулезностью он разбирает все доводы армян и доказывает, что все они далеки от истины. Интересен выбор тем. Опираясь на труды Хита Лоури, ему как бы удается доказать, что слова Гитлера “Кто сегодня вспоминает геноцид армян?”, приводимые почти во всех исследованиях, не более чем выдумка. С такой же последовательностью он доказывает фальшивость опубликованных Арамом Антоняном в 1921 г. представленных на судебном процессе по делу убийства Талаат-паши телеграмм, приписываемых самому Талаату. Третий важный результат академических поисков Камурана Гюрюна относится к действиям армян в годы Первой мировой войны. Изучив архивы Генштаба и документы англичан, а также ссылаясь на опубликованную в 1923 г. книгу известного деятеля партии Дашнакцутюн и первого премьер-министра независимой Армянской Республики Оганеса Каджазнуни, он доказывает, что депортация армян, вопреки распространенным версиям, была осуществлена в ответ на интенсивные военные действия армян в тылу (турецкой армии).
    Думаю, старания нашего исследователя “вывести на чистую воду армян” этим не заканчиваются. Его важнейший научный вклад в исследование этой проблемы — ответ на утверждения о геноциде. Сам Гюрюн не отрицает факта гибели армян. “В процессе депортации, — размышляет он, — люди гибли по разным причинам: из-за болезней, неблагоприятных погодных условий, в результате нападений и неспособности конвоиров защитить их или незаконных действий местной администрации в ряде районов”. По его собственным подсчетам, число жертв достигло 300 тысяч человек. Гюрюн, до мелочей рассматривая причины гибели депортированных, приходит к выводу, что никакой резни не было.
    Чтобы исключить комментарии, вновь обращаюсь к его рассуждениям. “Какие из этих случаев смертельного исхода можно считать результатом резни? Во всяком случае к ним нельзя причислять погибших на фронтах или в столкновениях между вооруженными отрядами, равно как и жертв эпидемий тифа, холеры, оспы, унесших тысячи жизней в Турции. Нельзя утверждать, что они остались бы в живых, если бы не покинули свои дома, поскольку эпидемии стали причиной смерти сотен тысяч людей также в районах их обитания... Входят ли в число жертв те, кто погиб из-за неблагоприятных погодных условий и трудностей перехода? Вряд ли. Вновь нам могут возразить, что дома они не умерли бы. Верно, но есть обстоятельство, о котором забывают. Среди народов, против которых воевала Турция, были также армяне. Их депортировали именно из-за принадлежности к вражескому лагерю. То, что речь идет о гражданском населении, сути дела не меняет. Жертвой бомбардировок Хиросимы и Нагасаки во Второй мировой войне тоже стало мирное население... Целью Турции была депортация, а не истребление. В условиях того времени невозможно было создать более благоприятные условия для переселения, и, если во время этого перехода люди погибли, нельзя говорить о том, что их убили турки.
    Таким образом, остаются лишь те, которые были убиты вследствие плохой охраны. Ответственность за их гибель несет правительство, не сумевшее или не захотевшее их защитить. Соучастников этих преступлений власти по мере возможности задержали и осудили, а многие были казнены”.
    Какая часть из 300 тысяч погибших входит в последнюю категорию, Гюрюн умалчивает. Возможно, он не в состоянии ответить на этот вопрос из-за ограниченности научно-исследовательских способностей, а может, из-за отсутствия достоверных источников. Его доводы заканчиваются тем, что государство относилось к этой проблеме настолько серьезно, насколько это позволяли условия военного времени: почти все преступники были привлечены к ответственности.
    Теперь обратимся к Билялу Шимширу. Тоже довольно скрупулезный исследователь. Он стал знатоком английских архивов: занимался либо публикацией английских архивных материалов, либо комментировал эти материалы. По его же признанию, главной его целью являлось “доказать невиновность турецкого народа, несправедливо обвиняемого в геноциде”. В своей книге “Место ссылки — остров Мальта” о губернаторе Диярбакыра докторе Решиде, арестованном по обвинению в организации армянских погромов, пытавшемся бежать из тюрьмы и покончить жизнь самоубийством, Шимшир пишет следующее: “Когда он в качестве губернатора прибыл в Диярбакыр, то увидел, что повстанческий котел армян готов взорваться... Речь шла об ужасном заговоре или предательстве. Вали был сознательным националистом. По его словам, обыскивая дома, он обнаружил такое количество оружия и боеприпасов, что его хватило бы для уничтожения целой армии. “Если эту организацию не опередить, — думал он, — то скоро в Анатолии от турок и следа не останется. Эх, доктор Решид!... — сказал он себе, — Есть два пути: либо армяне покончат с турками, либо турки их уничтожат”. И когда в 1915 г. был принят “Закон о депортации” и получен приказ о переселении армян за пределы Анатолии, губернатор Решид выполнил этот приказ без промедления”.
    Армянская резня, “с воодушевлением” осуществленная в Диярбакыре, была такой жестокой, что напугала даже стамбульское правительства. В своей телеграмме от 12 июля 1915 г. губернатору Диярбакыра Талаат-паша говорил: “Здесь стало известно о том, что в последнее время армянское население вилайета группами выводят за город и режут словно баранов и что число жертв уже составило 2000 человек. Принять решительные меры для предотвращения этих инцидентов и доложить об истинном характере положения”. Этой телеграммой К.Гюрюн пытается доказать, какие героические усилия предпринимало государство для “спасения” армян. Из других источников нам известно, что помимо жестокой расправы над армянами доктор Решид без колебания уничтожал также государственных чиновников, не подчинявшихся его приказам. Билял Шимшир, видимо, знал, что доктор Решид уничтожал с неменьшим “воодушевлением” своих же людей.
    Почему тема массовых убийств через десятилетия становится открытой для исследований? Есть мнение, что “пирог уже остыл, и его можно есть, не боясь обжечься”, так как непосредственных исполнителей этих акций уже нет в живых. Правильна ли такая трактовка? Непосредственные виновники геноцида, несомненно, давно отошли в мир иной, но разве среди нас нет потенциальных преступников, как показывают приведенные выше примеры? Разве не является преступлением против человечества попытка объяснить геноцид с позиции Гюрюнов и Шимширов и претендовать на звание “серьезного исследователя”?


    Из турецкой прессы



    ЧЕТНИКИ

    От губернатора Халепа поступила телеграмма следующего содержания:
    “Сегодня у меня побывали Халиль-бей и Ахмед-бей — оба главари банд. Сообщили, что операция по истреблению (армян) в Диярбакырском вилайете уже завершена, с этой же целью они прибыли в Сирию и ждут приказаний. Я их тут же арестовал. Жду ваших указаний”.
    В ответной телеграмме требовалось от Джемаль-паши “немедленно выпустить их на свободу”.
    Получив ответ, Джемаль-паша через Фалиха Рыфки передал мне обе телеграммы для ознакомления. Халиль и Ахмед были кровавыми комитетчиками.
    Я попросил командование их арестовать и отдать под трибунал. “Ваше сиятельство, не совещаясь ни с кем, отдали приказ казнить депутатов меджлиса. Казнь этих комитетчиков требует большой смелости и решительности. Ваше сиятельство должны и могут проявить эту смелость”, — сказал я. Джемаль-паша не согласился, но я настаивал. Этот разговор происходил в зале Восточной Иордании (Мавера-и Шериа) дворца Августа Виктория. Вечерело. В полумраке зала происходил драматический разговор между командующим армии и начальником генерального штаба. Али Фуад (Эрден) постепенно повышал голос, а Джемаль-паша говорил все тише. Последний изо всех сил сопротивлялся, повторяя, что это выше его сил. Мне не удалось его переубедить.
    Через полчаса Фалих принес телеграмму, поступившую в штаб. В ней был приказ Джемаль-паши губернатору Халепа арестовать Халиля и Ахмеда и под конвоем отправить в Дамаск. Телеграмма с приказом арестовать беглых была направлена в Адану, в Конью и Эскишехир, но вновь безрезультатно. Комитетчики, видимо, почувствовали опасность заранее и предпочли исчезнуть. Но вскоре губернатор сообщил, что те уже в Стамбуле. Преступники уже находились вне зоны влияния Четвертой армии. Однако и в Стамбуле Джемаль-паша не оставил их в покое. Центральный комитет поддержал пашу и решил избавиться от этих людей. “Благодарить палачей и убийц нелегко, т.к. впоследствии они попытаются шантажировать тех, чье задание выполняли. То, что используется в грязных делах, выбрасывается, когда нужда отпадает (точно как туалетная бумага)”.
    Наконец по приказу главнокомандования Халиль и Ахмед были арестованы и отправлены в Дамаск, где их сулил военный трибунал. Но члены трибунала с боязнью рассматривали дело этих матерых палачей. Им казалось, что это всего лишь игра, организованная верхами с целью проверки их ориентации.
    Среди личных вещей комитетчиков были обнаружены золотые монеты со следами крови.
    Наконец, военный трибунал вынес приговор... Палачи были казнены через повешение.
    А.Фуад ЭРДЕН

    ДВА КОМИТЕТА, ДВА ПРЕСТУПЛЕНИЯ

    Восстание армян Вана и попытки препятствовать военным операциям послужили отличным поводом для осуществления национальных чаяний младотурок. В аналогичной ситуации справедливое, уверенное в себе правительство ограничилось бы наказанием организаторов антиправительственных выступлений. Но иттихадисты попытались истребить армян поголовно, чтобы таким способом решить вопрос о семи (восточных) вилайетах. Поверив в то, что настал час освобождения, армяне приграничных районов подняли восстание. Это было причиной кровавых столкновений. Тысячи сыновей родины, будь то армяне или турки, стали жертвами комитетов. В начале войны из Стамбула в Анатолию были переброшены сотни вооруженных банд, состоящих из бывших заключенных и воров. В течение недели они проходили подготовку на площади перед зданием военного министерства, затем в сопровождении эмиссаров “Тешки-лят-ы махсусе” отправлялись в районы, граничащие с Закавказьем. Эти банды осуществили самые зверские акции против армян. Жертвой депортации стали ни в чем не повинные армяне вилайетов Бурса, Анкара, Эскишехир и Конья.
    В Эскишехире все были в полном неведении. Война переполошила все население.
    На этой прекрасной земле жили самые несчастные люди планеты. Они в течение многих веков были лишены всяких благ цивилизации, превратившись в игрушку в руках некомпетентного правительства. Здесь больше не ждали прибытия стамбульского правительства. Хотя опасность при переходе проливов уже не угрожала, депутаты меджлиса не торопились вернуться в Стамбул, убивая время просветительской работой среди населения. Как-то утром мы узнали, что один из депутатов накануне вечером читал доклад о меньшинствах. Уважаемый депутат сравнил христиан со скорпионами и гадами. Местные христиане, заплатившие немалые деньги, чтобы послушать доклад, с проклятиями выходили из зала. На следующее утро все подвергли критике депутата из партии младотурок. Народ Анатолии не был согласен с подобной политикой, поскольку был доволен своими христианскими соседями, с которыми жил бок о бок. В Эскишехире между турками и христианами никаких конфликтов не было. Тем более что немусульмане внесли большой вклад в благоустройство города. Кварталы армян и греков были лучшими в Эскишехире.
    Однажды утром на железнодорожном вокзале города произошло неожиданное событие. На этот раз на перрон спустилась группа детей, женщин, стариков и девушек. Под лучами июньского солнца мы увидели картину довольно удручающую. Вид голодных младенцев, спавших на руках у матерей, разрывал сердце. Нам сообщили, что они едут в Конью, но у них нет денег даже на билет.
    Все они были бедные несчастные крестьяне.
    Это зрелище на вокзале потрясло всех, но все надеялись, что дело ограничится этим. Ночной поезд развеял эти надежды. Вдоль железнодорожного полотна поднялся шум, были слышны вопли и плач. Женщины с плачущими грудными детьми на руках, священники в черных рясах, со всклокоченными бородами, матери, несшие свои пожитки на плечах, одной рукой державшие своих детей или больных, а другой пытавшиеся достать из вагона свои вещи, бедные, богатые, отверженные всеми, тысячи семей... Все они кое-как выбирались из товарных вагонов и в кромешной тьме ночи пытались не терять друг друга. Смотреть на все это без слез было невозможно. И, к сожалению, ничем нельзя было помочь, а главное, они сами отказывались от помощи. Несправедливость, совершенная по отношению к ним, очерствила их души и породила в них такую ненависть, что даже самые беспомощные старухи гневно смотрели на нас и с достоинством шли навстречу смерти...
    За несколько дней окрестности городского вокзала стали прибежищем для десятков тысяч семей. На них страшно было смотреть. Участь бедняков полностью разделяли состоятельные семьи, оставившие свои дома, сады и огороды на произвол судьбы. Теперь вокруг Эскишехира образовался палаточный городок с населением в 20 тысяч человек. По ночам, когда вершины окрестных гор погружались во мрак и журчание вод реки Порсук эхом отдавалось в горах, из жалких времянок несчастных армян просачивался слабый свет свечей. Эти люди, крепко обнявшись, лежали в палатках и навсегда похоронили все свои мечты и надежды. Впереди их ждала пугающая неизвестность.
    ...Однажды поступил удручивший всех нас приказ: в ссылку должны были отправлять также эскишехирских армян. Воцарилась трагическая тишина. Был объявлен комендантский час. Дома, в которых еще накануне кипела жизнь, погрузились в гробовую тишину. Солдаты караулили все перекрестки.
    На следующий день армяне Эскишехира, взявшие с собой самые необходимые вещи, были посажены в товарный поезд. Со слезами на глазах, разбитые горем, они покидали свои дома, цветущие сады, родные места, где их предки жили веками. Они прощались с прекрасной природой Эскишехира, с историческим городом, ставшим когда-то свидетелем справедливого правления Османа, окружающими конийскую равнину горами, скалистыми переходами Позанты и направлялись в дышащую жаром пустыню Эль-Джезире, навстречу голоду, лишениям, смерти...
    Неужели ничего нельзя было сделать для спасения этих невинных людей? Я встретился с немецким священником и попросил его связаться со Стамбулом или по крайней мере через австрийского посла добиться прошения для армян-католиков. Тот согласился. В поступившем через день из Стамбула приказе говорилось, что армяне-католики, солдатские семьи и служащие в железнодорожной компании могут остаться. Так было спасено немало семей.
    Наконец поступил приказ из Стамбула. В Эскишехир прибыли чиновники, отвечающие за организацию и проведение депортации. Местных армян сослали в Конью, Позанты и Халеп.
    Караваны людей покидали Эскишехир на поездах. Их везли даже не в товарных составах, а в решетчатых вагонах, предназначенных для перевозки скота. Я подошел к чиновнику из управления по депортации и попросил выделить хотя бы крытые вагоны.
    — А что плохого, — ухмыльнулся он, — будут дышать свежим воздухом.
    Однажды через вокзал промчался поезд с новенькими и ухоженными вагонами. Оказывается, Энвер-паша со своей семьей и свитой ехал в Измир. Через несколько минут “герой иттихадистов за свободу” (Энвер) появился в переднем вагоне. Руки в карманах, без головного убора, взгляд устремлен вдаль. Даже не заметил своих умирающих с голоду подданных...
    Вокзал круглые сутки работал как муравейник. Как-то вечером в зал ожидания вошла элегантная дама в сопровождении какого-то паши. Она была потрясена увиденным.
    Нас познакомили, и я узнал, что это супруга (немецкого генерала) Лимана фон Сандерса и возвращалась она из Сирии, где гостила у Джемаль-паши. Видимо, во мне она увидела союзника и разоткровенничалась:
    — Ах, какая жалость! Что они хотят от этих малюток, от этих невинных существ, от бедных женщин? Пусть наказывают тех, кто совершил преступление. Разве те, кто сидит в Стамбуле, не такие же преступники? Если кого-то надо казнить, так это Энвера, Талаата, их жестокое правительство. Все ущелья забиты расчлененными телами, детскими головами. Сердце разрывается при виде этих сцен. Но ведь настанет час расплаты. Немецкие офицеры сфотографировали все эти разрубленные тела и отрубленные головы.
    Для того чтобы остаться равнодушным ко всему этому, надо было обладать психологией преступника. Я не сомневался, что часть немцев, не лишенных гуманности, истинно ненавидели авторов этого преступления. И при желании официальная Германия могла бы воспрепятствовать этому. Саид Халим-паша был слепым орудием в руках иттихадистов, а сами Энвер и Талаат не посмели бы идти против воли Германии.
    Когда поезд, в котором находился Черкес Ахмед, подошел к перрону, весь вокзал был оцеплен жандармерией. Его арестовали в Карахисаре и под конвоем отправили в Эскишехир. С поезда сошел длиннолицый человек с усами, высокого роста, с папахой на голове, в полевой форме иттихадистов и путешествующих губернаторов. За ним следовал среднего роста брюнет в бархатных шароварах. Первый был Черкес Ахмед, а второй — адъютант Халиль. Оба они были главарями банд, сколоченных “Тешки-лят-ы махсусе”. Вина Халиля была неизмеримо больше. Когда банда Сюди-бея вошла в Ардаган, этот моджахед ворвался в Артвин и зверски расправился с местным армянским населением. Об этом мне сообщили еще в Улукышла. Корреспондент одной немецкой газеты о преступлениях этих банд рассказывал следующее: “Если бы вы видели, как жестоко они поступали! Проклятые! Я с этими типами больше никуда не поеду! Для них не существуют ни христиане, ни мусульмане. Там теперь мусульманин воюет против мусульманина”.
    Немецкий корреспондент был прав. Через три года, когда я посетил Артвин, убедился в правоте его слов. При виде солдатского мундира местные армяне прижимались к стенам. Этот город с райскими садами, прекрасными цветами и фруктовыми деревьями полностью обезлюдел. Халиль и его банда в Артвине осуществляли такую резню, что по просьбе армян сосланный царским правительством в Сибирь Исмаил-ага вернулся в Артвин и после отступления русских войск взял на себя защиту местных армян.
    А Черкес Ахмед был “живым документом” о геноциде армян. Мне захотелось лично от него узнать подробности этой кровавой одиссеи, и я первым делом спросил, чем он занимался в восточных вилайетах. Он удобно устроился и закурил:
    — Вообще-то я оскорблен до глубины души, — начал он, — я служил своей родине. Идите в Ван! Там убедитесь, что моими усилиями город и окрестности превращены в пустыню. Сегодня там не встретить ни одного армянина. Я такие услуги оказывал родине, а теперь Талаат и подобные ему сволочи в Стамбуле пьют пиво со льдом, а меня под конвоем отправляют сюда. Нет, это слишком оскорбительно.
    У него был друг по имени Назым, вместе с которым они убили Зеки-бея. Я поинтересовался судьбой Назыма.
    — Погиб бедный, — ответил он кратко.
    — А что случилось с Зограбом?
    — Вам ничего не известно? Я всех их перебил. Они возвращались из Халепа.
    По пути их машина была окружена. Они сразу догадались, что им пришел конец. “Ладно, Ахмед-бей, — сказал Вардкес. — С нами так поступаете, это понятно. Но как поступите с арабами? Ведь они тоже недовольны вами”. “Это не твоя забота”, — сказал я и всадил пулю ему в лоб. Затем поймал Зограба и большим камнем до тех пор бил его по голове, пока он не сдох.
    Ахмед РЕФИК

    Подготовила
    Елена ШУВАЕВА-ПЕТРОСЯН

Bookmarks

Posting Permissions

  • You may not post new threads
  • You may not post replies
  • You may not post attachments
  • You may not edit your posts
  •